Мир, в котором я теперь живу (СИ)

Что примечательно, нормативно-правовой акт в Радужном Лесу был всего один – Свод Законов Леса, но все называли его сокращенно – Свод. Состоял он из множества разделов по отраслям права, включая оглавления – как к самому Своду, так и к каждому его разделу. Из-за этого даже мне, не владеющей силой, при отсутствии электронных поисковых систем, что-то найти в нем было не сложно. Уголовного права, как такового, здесь не существовало. Вы не поверите, но единственным «знакомым» преступлением оказалась кража. Альфары были очень падки на произведения искусства и вообще, вещи, созданные руками – каждый третий по сути своей являлся чокнутым коллекционером. А если не получалось выменять у собрата приглянувшуюся вещь, они частенько шли на воровство, и тут самое главное было – грамотно замести следы. Вору же, который в этом смысле облажался, предписывалось, согласно Своду, вернуть украденное хозяину, плюс, в течение года общество альфаров его игнорировало – на реплики несчастного не отвечали, с ним никто не заговаривал, и все в таком роде. И пусть уголовно наказуемых деяний в нашем понимании этого слова, как и ответственности за них, Свод не предусматривал (кража – не в счет), зато различные посягательства на свободу личности в нем были прописаны очень детально и карались гораздо строже, чем кража – до десяти лет полного игнора. Этот игнор назывался у них практически романтично – Забвение. Роль судей, кстати, исполняли домены, за исключением столицы, где первую судебную инстанцию представлял Мудрейший. Соответственно, апелляционной и последней инстанцией был Владыка, который рассматривал то или иное дело, лишь в том случае, если вердикт домена вызывал у него сомнения.

Экономическая система Леса все же не была безденежной – знаменитые на весь мир радужные шароны в качестве валюты использовались, но ценность для альфаров они представляли лишь постольку, поскольку на них можно было приобрести понравившиеся рукотворные вещи у людей, аруков и даже у своих сородичей. Риксаний, кстати, являлся изобретением ученых мудрецов – такого металла в природе не существовало. Домены создавали его в строго дозированном количестве, чтобы он не утратил статус самого дорогостоящего драгоценного металла в мире. Точно так же, как и у нашего золота, в процессе использования у риксания обнаружилось множество дополнительных полезных свойств помимо ювелирной ценности. И конечно, альфары позаботились о том, чтобы другие разумные пребывали в уверенности, что риксаний добывается в рудниках, и его единственное в мире месторождение расположено на территории Радужного Леса.

В общем, Альтамир ин Шарон оказался учителем, как говорится, от бога. И скрывать не буду – от общения с ним я получала настоящее удовольствие. Бывало, смотрела на него и поражалась – вот как можно быть до такой степени аристократом, эталоном аристократа? Даже не знаю, как и объяснить. Ну, например, я вполне могла себе представить в устах Альдара и Амора русский мат – эти наши выдающиеся несколько слов, при помощи которых почему-то можно выразить что угодно. Вплоть до того, что мне иногда казалось – не знающий границ русский мат очень органично вписался бы в их, напрочь лишенные тормозов личности. Но матерящийся Альтамир представлялся чем-то таким, чего не существует и не может существовать в природе. Невозможно было даже представить, чтобы это невероятное Величество хотя бы просто дураком кого-то назвало. При этом ни снобом, ни мягким, ни тем более, слабым он не был. Добавьте сюда бездну обаяния и остроумия, талант рассказчика и душевное отношение к собеседнику – думаю, поймете мою реакцию. Интересно, в процессе нашего с ним общения, Мудрейший сам замечал, что все чаще называет меня дочкой?

Помню, был такой момент, когда Альтамир вдруг прервался на полуслове, посмотрел на меня как-то странно и спросил:

- Скажи, дочка, Владыка тебе говорил, что в твоей сущности есть что-то от сущности необычайно сильного альфара?

Я кивнула:

- Было дело. Ты, кстати, знаешь, что Альдару не нравится, когда его отец обращается к нему по протоколу?

Мудрейший тонко улыбнулся:

- Знаю, конечно – я же не слепой. Но что я могу поделать, если мой сын – Владыка и есть? Настолько Владыка – что моя голова сама перед ним склоняется? Иногда даже не верится, что автор этого шедевра – я. Хотя в этом, девочка, ты, пожалуй, права – наверно, мне следует преодолеть себя и обращаться к нему по имени, по крайней мере, когда рядом нет посторонних.

- А почему ты вдруг заговорил со мной о моей сущности – с ней что-то не так?