Мир в ладони

Вино и сыр, и дым простых жилищ,
и тень вечерняя от жгучих кипарисов —
что мне шуршание бумажных тыщ,
и что тебе – судилище Париса?

Забудемся среди немых забот.
Пустые промыслы оставим финикийцам.
Их подберет случайный пароход,
но пусть доставит не сюда, а в Ниццу.

Когда под море рыли котлован,
нашли и клад – и им и оплатили:
подводных гад, прибрежный ресторан
и воздух с явным привкусом ванили.

Естественна, как речь в кругу мужчин,
нисходит ночь, минуя час собаки, —
утихнет лай, настанут лад и чин,
и все утонет в первозданном мраке.

2

Предпочитаю вечернее солнце
ясному утру и жаркому полдню.
С неба кружок золотого червонца
падает звонко в копилку… Не вспомню

прежних событий, и будущих тоже.
Воздух достиг состоянья муската.
Старый божок с алкогольною рожей
тихо бредет в направленьи заката.

Прощай

Июль арбузами набит
и вроде смотрит на восток,
но холодок за вороток
нет-нет да осенью пролит.

Нет-нет да повернет листок
той, серебристой стороной,
и порох вспыхнет между строк,
почти как меж тобой и мной.

Пусть катера идут внахлест,
не поспевая за волной,
а колесо июльских звезд
закручено удачно, но

недосчитаешься одной,
одна – конечно, не беда,
к тому же, что считать звездой? —
да и кому нужна звезда? —

важнее, верно, потолок, как
раньше говорили, кров, и
плов, и в сердце уголек,
за них-то и прольется кровь,

за это и сгорит июль,
и не вернутся никогда
в окне на море белый тюль,
богам привычная еда,

и мы, вернувшись, не найдем
своих растаявших следов,
прощай, июль, случайный дом,
но, может, до свиданья, до…

Пирушка

Собрались поэты как-то в осень
Покутить под легкую прохладу.
Что ж, никто за это с них не спросит.
Может, сложат гимн или балладу.

Нервно трепетали мыслей листья,
Лепестки расстроенного чувства.
Что поделать, если собрались мы
На закате древнего искусства.

И один из нас, откинув тогу,
Наливая от души цикуты,
Вдруг увидел дальнюю дорогу
В дальнозоркий объектив минуты.

А другой уж тем ему ответил,
Что шагнул в межзвездное пространство.
И теперь, как солнце, жгуч и светел,
Согревает северное царство.

Так и разошлись почти под утро.
Нет ни чайки на пустынном пляже.
Весело горела Камасутра.
Не осталось даже пятен сажи.

Не жалейте позабытых песен.
Место их – за пазухой у бога.
Мир телесный скучен, зол и тесен?
Нет, не верьте сплетням демагога.

Мир лежит в ладони у поэта —
Грезами отравленная пуля.
Но судить нас будут не за это
Медленным томлением июля.

Лишь за самые наивные догадки.
Лишь за то, чего уже не будет.
За пустой листок в конце тетрадки.
За улыбку плюшевого будды.

Переселяясь