В годы войны местный капитал развернул бурную деятельность, заполняя образовавшийся товарный вакуум, однако укрепление позиций арабских и берберских предпринимателей никоим образом не избавило их от контроля англичан и французов. Например, с октября 1916 г. египетский фунт обеспечивался уже не золотом, а английскими казначейскими обязательствами. Тем самым Египет фактически вступил в «стерлинговую зону», а британцы смогли оплачивать свои военные расходы в Египте бумажными деньгами, не тратя золота. Политическое самовыражение арабских элит в годы войны также было ограничено цензурой и запретом на издание националистической прессы. Поэтому национальный капитал Северной Африки, не принадлежавший к иноэтническим меньшинствам (алжиро–европейцам, грекам, мальтийцам, евреям, армянам), воспринимал сохранение колониального режима как угрозу своему благосостоянию и общественному статусу. В итоге трудности военного времени усиливали националистические настроения и недовольство французским контролем и британской оккупацией.
По сути дела коренное население Северной Африки не проявляло явно дружественной позиции по отношению к обеим воюющим сторонам. Когда в первые месяцы войны была объявлена прокламация османского султана Мехмеда V о джихаде против Великобритании, Франции и России, она по большей части вызвала равнодушие. Тем не менее австро–германо–османский блок поддерживал арабские националистические силы и повстанческие движения и стремился использовать их в своих интересах. Египетские националисты из «Хизб аль–ватан» всю войну занимались антибританской пропагандой из–за границы, в Марокко местные арабские и берберские племена неоднократно восставали и создавали для французской и испанской администраций протектората немало затруднений. Али Баш–Хамба, уехавший в эмиграцию, с помощью младотурок и германской разведки готовил в Тунисе антифранцузское вооруженное восстание. Османская разведка содействовала усилению бедуинских набегов на итальянские позиции в Триполитании, что вынуждало итальянские войска к постоянной обороне населенных пунктов.
В целом же разведывательная, пропагандистская и диверсионная работа патриотических сил Египта и Магриба не могла изменить судьбы региона, поскольку ни ватанисты, ни младотунисцы не были в состоянии использовать стихийное недовольство низов из–за тягот военного времени. Тем не менее Первая мировая война виделась североафриканским националистам как свидетельство моральной, экономической и политической несостоятельности колониальной системы. Это обстоятельство порождало у них надежды на освобождение от европейского присутствия по окончании военных действий.
В первые годы после войны Северная Африка окончательно превратилась в вотчину Англии и Франции, причем Британия устойчиво сохраняла первенство. Для Англии и Франции власть над арабскими странами Африки была важна главным образом из–за их интересов в самом регионе. Британское правительство расценивало Египет и Судан как производителя хлопка для своей текстильной промышленности, а также как сферу приложения своих инвестиций и рынок для товаров метрополии. Точно так же Магриб служил для Франции крупным поставщиком людских ресурсов, снабжал ее промышленность сырьем, а Алжир являлся второй родиной для более чем миллиона французских граждан. Деловые интересы Франции были заметны в Египте, где французские предприниматели также делали значительные капиталовложения. Вместе с тем владение Северной Африкой было ценно для Англии и Франции тем, что помогало поддерживать свою репутацию мировых держав. Так, морской путь в Индию и на Дальний Восток шел через Суэцкий канал. Важные воздушные пути Британской империи также проходили через Египет. Один из них шел через Синай на Ирак и Индию, а другой — через дельту Нила на Судан и далее в Тропическую и Южную Африку. Через Магриб проходили сухопутные, морские и воздушные линии к французским владениям в Западной Африке. Глобальные интересы Лондона и Парижа были защищены военными базами, выстроенными в прибрежных районах Северной Африки.