Мир Ванты Ху

Краснов и Драганов выбрались из бытовки в синеву подступающего вечера покурить в специально отведённом месте, похожим на бетонный бункер от бомбежки. Лёха завалился в грязных сапогах на спальный топчан, мечтательно закинул руки за голову, принялся легкомысленно насвистывать песенку из фильма «светлых» советских времён «Небесный тихоход» с Николаем Крючковым в главной роли: «Мы, друзья, – перелётные птицы…»

Упорный и прилежный, Егор Плещеев продолжил конспектировать, готовить реферат по мифологии малых народностей Сибири.

Изменённое состояние

Когда зов предков сильнее страха смерти…

В предрассветной серой мгле, насыщенной шелестящим дождём, выскользнул из тяжеловесных туч иноземный «Боинг». Сине-белый лайнер, раскрашенный под местную авиакомпанию, плавно и величественно заходил на взлётно-посадочную полосу, стеклянную от дождя.

Диспетчер объявил по аэровокзалу:

– Граждане встречающие, совершил посадку рейс из Санкт-Петербурга…

На мокрое лётное поле в разноцветных пробликах луж, распуская радужные веера из-под колес, нагло выкатился сверкающий чёрный джип-«гелендваген». С трапа прибывшего лайнера, с достоинством английской королевы, первой сошла элегантная девушка в светлом брючном костюмчике. Громоздкие верзилы в тёмных костюмах – охранники Рубило и Бойко услужливо распахнули над подопечной чёрные зонтики.

Словно под арестом, они отвели юную жену босса, усадили в мерцающий от капелек мелкого дождя чёрный джип, забрались в салон сами. Предварительно, по профессиональной привычке, оглянулись по сторонам в поисках врагов.

«Гелендваген» на полном газу, с юзом, лихо развернулся, сорвался с лётного поля, в туче водяной пыли едва не промахнулся на огромной скорости в ворота, ведущие к городу, распугал толпящийся под разноцветными зонтиками народ, встречающих.

Поздним вечером густое чернильное небо прояснилось, словно покрылось паутиной мерцающих капелек росы.

Чёрная дамба величественной стеной закрывала полнеба, угрожающе нависала над Чёрной речкой, будто из последних сил сдерживала тысячи тонн воды, накопленные в ненасытном брюхе. Трезубец высоченных труб ГРЭС распускал густые, дымные, серые флаги торжества победы человека над природой.

На песчаном берегу, сокрыв от зрителя ржавые трупы старых понтонов50, громоздился наскоро сколоченный сценический помост. Усталые рабочие клещами с визгом выдирали гвозди, обдирали доски с временного балагана, складывали в штабель. Толпа зрителей жаждала продолжения банкета, с восторженным воем расступилась, обернулась на шипящую вспышку керосина, освободила проход к рождённому буйству огненного хаоса. Полыхающие рукава охватили жердяной чум, нагороженный на утрамбованной площадке песчаного берега близ смоляной реки. Разгорался грандиозный кострище, куда организаторы спонтанного праздника перенесли народное гулянье. Концертная прелюдия нежданного празднества закончилась. Артистов в скромных национальных нарядах, рядившихся под хантов, не отпустили, увлекли за собой. Зрители и гости сомкнулись перед столами-прилавками с дармовым угощением. Горячительные напитки запалили людей больше, чем гортанные песняки самодеятельных артистов и вялые хороводы хантыйских девушек в зелёных цветастых татарских платках, в алых деревенских сарафанах, для верности обшитых холщовыми полосками с традиционными красными «оленьими» узорами остяков51. Подвыпившая толпа при виде огнища зашумела, заволновалась. Послышались весёлые выкрики, хохот.

Хмурый пожилой мастер бубна в новеньком замшевом костюмчике с меховой оторочкой ударил было перед костром в трагический набат, но его быстро обступил, «поглотил» воющий рабочий люд, разгорячённый напитками и городской выпечкой.

В глубине толпы народные умельцы недолго побаловались горловым пением в несколько басовитых глоток, вскоре стихли. Мощные звуковые колонки вдруг зычным хрипом разразились осовремененным фольклором хантов, манси и зырян. Зазвучали эстрадные песни про Юган и Когалым. Грянул бравурный марш нефтяников, где мимоходом помянули учёного Губкина52. Усиленный динамиками, неожиданно резко зажужжал варган и вдруг стих. Нудное, механическое вибрирование уступило природному треску брёвен костра, гудению сине-оранжевого гигантского языка, что взметнулся в серо-молочные небеса.