Мир вашему дому

Федаин долго сидел, будучи не в состоянии осмыслить случившееся. Но привычка работать с самыми сложными бумагами и распутывать их загадки заставила его сосредоточиться. «Вот как! — ахнул он. — Простодушный человек Федаин!» Разговор тот был проверкой, и только. Лиля уже ждала ребенка от него. Она испытывала его, заранее обеспечив ему путь для отступления. Он был далек от ее переживаний и даже в тот вечер не захотел ступить в приоткрывшийся, незнакомый ему мир близкой женщины. «Сбесилась… блажь…» — решил он тогда и этим грубо захлопнул приоткрывшуюся дверь. Как выбраться из этой западни? Если б он знал о коварстве местных рек! Он бы свернул ревизию на неделю раньше, он бы проверял, как его молодой сосед по гостинице.

В дверь заглянула старушка, маленькое личико ее расплылось в улыбке.

— Здравствуйте, Марфуга-эби[3], — приветствовал он ее по-башкирски. — Я скоро уйду.

— Сидите-сидите, — испугалась она и с почтением поглядела на толстую ревизорскую папку Федаина.

— Ты уж, сынок, нашего начальника не обижай, — попросила она и промокнула губы углом платка. — Его весь район уважает. У хороших людей — хорошие дети. Сын его командиром служит в Красной Армии, дочь в соседнем районе врачом работает. Золотой человек Дмитрий Сергеевич!

«Еще бы! — машинально подумал Федаин, вспомнив о шифере. — Вот как бы тебя выпроводить, разговорчивую».

— Крышу-то, эби, покрыла? — спросил он участливо.

— Покрыла, сынок, покрыла, — закивала старушка и боком полезла в дверь. — Хорошая теперь у меня крыша.

— Откуда шифер достала? По скольку рублей за лист отдала?

— Что, сынок? — лицо у старушки вытянулось. — Не пойму, плохо слышать стала.

— Сколько листов шиферу ушло на крышу? Не сорок? — прокричал Федаин.

Но старушка с ведром уже гремела коридором.

В другое время Федаин долго бы смеялся, но сейчас он снова уставился в окно, где под весенним солнцем, в разрывах между холмами, уже плескалось море талой воды.

«Когда речка войдет в берега? — соображал Федаин, щурясь на яркий свет. — Через неделю? А мост когда наведут? Еще неделя?»

За месяц жизни Федаин не завел здесь даже маломальского знакомства. В эти минуты он остро жалел о своей необщительности. Нужно было куда-то идти.

Через полчаса он стучался в дом Ковтуна.

* * *

Елена Максимовна неторопливо накрывала стол. Она искренне обрадовалась гостю. Видимо, она всегда радовалась новым людям, и благодарный Федаин украдкой наблюдал за этой рослой, интересной женщиной. Прядка русых волос, будто нечаянно спадавшая на высокий лоб, необычайно молодила ее, очень шла к лицу. Елена Максимовна не суетилась, ступала мягко, с какой-то еле уловимой наигранной ленцой, как женщина, хорошо знающая о том, что красива и нравится мужчинам.

Федаин, когда знакомился, чуть задержался взглядом на ее лице.

— Лена, просто Лена, — сказала она и засмеялась.

Федаин улыбнулся и неохотно выпустил горячие, сильные пальцы. Снова его укололо плохо сознаваемое им чувство какой-то боли, досады на себя, что вот рядом живут веселые, счастливые люди, а он не умеет жить, не сумел в свое время разглядеть такую вот женщину, которая бы растила ему хороших детей, оставаясь, наперекор возрасту, обаятельной и жизнерадостной.

— Федя, садитесь вот сюда, в красный угол, — Лена мягко коснулась его плеча.

Он хотел поправить ее, но, подумав, внутренне махнул рукой.

— Федя… — снова сказала ему Лена. Чуть дрогнули ее губы, и Федаин догадался, что она прекрасно знает его настоящее имя, ей хочется звать его Федей — и в этом ее минутный женский каприз, шалость.

Ковтун с улыбкой наблюдал за женой, как та экономными, точными движениями расставляет приборы, усаживает засмущавшегося гостя, рассказывает ему, когда тот вздрогнул от гогота гусей в сарае, что она очень любит животных, но больше то, что они дают: молоко и шерсть, например.

Федаин смотрел на ее большие белые руки, сновавшие по столу, капризный излом губ, которые или дергались в усмешке, или приоткрывались в смехе. Но заметил он, как глаза ее, лучистые, внимательно-добрые, чуть скашивались в сторону окна и темнели в тревоге — в соседнем селе гостил у родственников сын, обещал до ночи вернуться.

— Я начинал тут с мастера, — сказал Ковтун, усаживаясь напротив гостя, и взял из корзины на полу бутылку с шипучим кумысом. — Строили мы в то время сельповские магазины, совхозные конторы с печным отоплением и удобствами, которые на дворе. Кирпич и лес возили на бричках — вспоминать даже не хочется.

Сейчас у меня крупное хозяйство. Базу свою построил, узлы, строительные конструкции здесь готовим — из города не вожу. Начал железобетонный цех строить, чтоб на месте панели для сборных домов делать. Думаешь, мне на это время дают? Деньги? Вот я и кручусь: план надо давать и дело двигать требуется, в завтра глядеть. Ты верно отметил: финансовое хозяйство у меня неважнецкое. Убухал столько денег, а отдачи нет. Но ты потерпи, дай мне закончить базу, и я верну государству деньги. Верну то, что мне по силам. И жилье микрорайонами буду возводить, как в городе, а не отдельными домами там и сям, как нынче.