Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

Значит, вот он, Триест. Всевозможные оттенки белизны, кирпично-красное прикрытие. До чего красиво. Словно медлительное море в этой бухте сплавилось в драгоценный камень. Надежно высятся краны, могучие, трансокеанские корабли, явно многоэтажные, стоят на якоре и ждут, интересно, как оно все на этом пароходе, надо об этом написать Мишу, диабетику Мишу, тот все свои мечты дарит кораблям, о которых только и знает, что где-нибудь на белом свете они входят в гавань. Чего бы он ни отдал, чтобы своими глазами увидеть такой корабль. А то и вовсе подняться на палубу. Взгляд Яны устремляется вперед, к холму, к виллам на склоне. Встречать день, сидя на такой веранде, в руке чашечка кофе, настоящего кофе, такого, как тот, что отец когда-то привозил из Вены, а к кофе мягкие, как подушка, звуки «Тоски» за спиной. Если посмотреть на море, то видишь, что здешнее море окрашено небом в иной цвет, чем то, на берегу которого они бы сейчас отдыхали, если бы… Алекс глядит только на автомобили, которые обгоняют их слева, чтобы лучше видеть, он должен перегнуться вперед, глядеть из-за сидящей матери. Некоторые машины ему знакомы — «фиат», «альфа» старого выпуска, здесь это не самые крутые марки, здесь это считается мелюзгой… вы только посмотрите на эту! — кричит он, машины проносятся мимо на такой скорости, словно у них конкурс — кто понравится больше других, заднее крыло оставляет мимолетное впечатление, но вот уже его затмевает низко сидящее сказочное существо, которое обгоняет их слева, возвращается в свой ряд и мигает правым подфарником, вот кто красивей всего, самый раскрасивый. Микеле смеется, поднимает большой палец в подтверждение высокого качества и о чем-то спрашивает Алекса. Сказочная машина исчезает на идущей под уклон дороге. «Мазератти», «„ма-зе-рат-ти“, шикарная марка спортивного автомобиля», — говорит отец. Чего он вмешивается. Название соответствует внешности. «Изо грифо», — добавляет Микеле, — «мазератти — изо грифо». Какой у него вид, элегантность и вообще все, чего только можно себе пожелать. Алекс был бы рад погладить его, осторожно погладить, этот «мазератти — изо грифо», родители улыбаются, в этом «мазератти» уместились бы все их мечты. Алекс с апломбом укладывает три слова в свою копилку, первые экземпляры новой коллекции, драгоценные монеты, какой великолепный звук, когда слова падают в пустую копилку.

Полицейская машина сворачивает с автострады, проезжает через небольшой городок, потом, недолго, едет вдоль стены. Останавливается перед решетчатыми воротами. Шофер нетерпеливо сигналит, пока из сторожевой будки не возникает коллега, который подходит ближе, разглядывая машину и ее пассажиров. Оба полицейских заводят короткий разговор.

Открываются ворота, внутрь, а не наружу, машина трогает с места и подъезжает к плоскому зданию. По обеим сторонам подъездной дороги расположены одинаковые трехэтажные бараки коричневого цвета, они стоят на вытоптанном газоне, стоят как в строю, окна забраны густой решеткой, которая отсекает любой солнечный луч, совсем не похоже на виллы и веранды, в чем Яне очень скоро предстоит убедиться. Люди, которые выглядывают из окна, здесь не живут. Васко узнает эту геометрию, он чувствует, как холод пронизывает его до самых ног. Геометрия муштры — ноги леденеют. Мороз — из-за слишком тесных сапог. Неровное дыхание, свисток, который выгоняет из постели перед завтраком: упражняться в послушании, комендант казармы и командир роты, в одну шеренгу становись, пятки вместе, носки врозь, в мороз, чтобы избежать презрительных замечаний, пригнуться, шагать, даже ползти, но он примерз сапогами к плацу, и можно только уговаривать себя, что все это когда-нибудь кончится. Черт побери, вот черт побери, я ведь сумел, с чего же я вдруг снова приземляюсь в казарме?

Вторичный опрос — уже через переводчика, в помещении с деревянными столами, деревянными полками, вразнобой надписанными папками и устаревшими календарями на стенах. Микеле ласково распростился с Алексом, похвалил родителей, это ж надо, какого они вырастили сына, и такого сына просто взять и перебросить через стену, не зная, что там, за стеной, все это прищелкивая языком и помахивая пальцем, с пальцем он несколько переусердствовал, палец, словно «дворник» перед широким лицом, «дворник» покачивается от ямочки на одной щеке до ямочки на другой.

Переводчик. Яна испугана. Ему, верно, не нравится одежда, которую он надел, а одежда, в свою очередь, недолюбливает его. Два ржавых гвоздя в упор смотрят на Яну, на гвоздях висит картинка без рамочки, на картинке — усталость от жизни.

— Добро пожаловать в лагерь Пельферино. Я — Богдан.

Земляк!

— Добрый день! Меня звать Васко, Васко Луксов, это моя жена Татьяна, а это наш сын Александар.