Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

Базар распадается на выгородки, ящики, усталых покупателей, перевязанные пластиковые пакеты, энергично спорящих мужчин и припаркованные автобусы. Там и сям кто-нибудь сидит на ящике, как боязливый король, который должен караулить свой трон. Кое-где дремлют мальчишки, подложив под голову пакеты. Из-под бечевки торчат покупки: кувшины, которые выставляют напоказ свои ручки, пакетики кофе, мешки с сахаром, телевизор, пластмассовые пистолеты, может, для детей. А дома они все это загонят. Вот поэтому-то югославам так хорошо живется, их автобусы имеют обжитой вид, салфеточки и сумки на сиденьях, на раме опущенного окна болтаются колготки. Прислонясь к пыльному колесу сидят парни, пьют из жестяных банок, накалывают на веточку куски мяса.

В лавке Степановича есть только один вход, узкий, уже, чем дверь в деревянной пристроечке у них в лагере, где им позавчера выдали самое необходимое из одежды. Поношенные вещи, объяснил Богдан, их собирает Красный Крест. Они получили футболку для Алекса, рубашку для Васко и платье для Яны. И немало дивились тому, как это люди отдают вещи в таком прекрасном состоянии. Очень великодушно. Лавка Степановича похожа на склад. В больших деревянных ящиках лежит одежда. Ящик для носков, ящик для головных уборов, ящик для нижнего белья и тому подобное. Если покупать что-нибудь из каждого ящика, то, пока дойдешь до конца этого длинного помещения, можно одеться с головы до ног, когда бы им дали денег или талоны выше ценились, чем одна курточка для Алекса, да брюки для Васко, да туфли для Яны плюс нижнее белье и носки для всех троих.

А потом они снова двинулись по Триесту, шли и глядели,

глядели на людей — как те одеты, глядели, как те себя ведут,

здания, как и люди, говорят о большом вкусе, до чего они красиво разукрашены, эти красивые фасады,

красивые дворцы, Palazzo del Governo, Palazzo Communale, звучные названия на мраморных досках, Palazzo Aedes, Palazzo Carciotti,

красивые кафе,

красивые, маленькие мостики, перекинутые через красивый канал,

красивые площади, Piazza, здорово звучит, Piazza, все равно как рефрен песни на фестивале в Сан-Ремо, его передавали по телевизору, Piazza della Borsa и еще Piazza Unita d'Italia, вот и повод для Васко рассказать сыну кое-что про Гарибальди и вместе с Яной угадать, какие это подразумеваются четыре континента, изо рта у которых бьет струя воды,

красивые отели.

Как, должно быть, здорово они отделаны внутри.

Вбирать в себя все. У Яны такое чувство, будто она вынырнула с глубины, поднялась над поверхностью воды, а сейчас хочет вдохнуть в себя все, что только можно,

и удивительной красоты витрины на Корсо, а Корсо — это значит аллея, и в одной из витрин красное пальто, красное пальто, мягкое, теплое и вообще чудесное, надето на манекен, а на мне бы оно куда лучше выглядело, с большими пуговицами, с золотыми пуговицами, воротник высокий, вот в нем-то у меня больше не мерзла бы шея, рано или поздно я себе такое куплю.

Случайно они опознают какую-нибудь деталь, какую-нибудь мелочь, известную по просмотрам в студенческом киноклубе. Уличное кафе, на стене рекламный щит МАРТИНИ — вот как оно выглядит в красках! — на перекрестке дорожный знак и плоские круглые часы на высоком столбике, велосипедист с плетеной корзинкой на перекладине, пышнотелая мамаша перед лавкой, клаксонный концерт на проезжей дороге.

Они разглядывают рекламы, светящиеся строчки,

столько света, столько чистоты, столько дружелюбия.

Яна не может идти дальше, она не знает, в какую сторону ей смотреть. Ей дурно, ей просто дурно от такого изобилия красоты.

— Яна, у меня есть идея. По-моему, мы должны себе хоть что-нибудь позволить. Что ты скажешь, если я предложу купить большую плитку шоколада, может, здесь есть швейцарский шоколад. А ты как думаешь, Алекс? У тебя уже желудок кувыркается, верно? Мы ведь только что проходили мимо большого продуктового магазина.

Они заходят в этот магазин,