Рукоять энергетического пистолета оставалась теплой. Эта модель, порядком устаревшая, перегревалась даже после одного выстрела, но Вильгельм за все эти годы даже помыслить не мог о том, чтобы заменить личное оружие. Во-первых, он не использовал его слишком часто: достаточно было ума, изворотливости и четкого понимания, что происходит на Четвертой и за ее пределами. Во-вторых, этот пистолет принадлежал Анне, а от воспоминаний о ней Вильгельм не отказался бы и под страхом смерти.
Тем жутче, тем неправильнее было то, что именно с помощью оружия Анны он разбил сердце их дочери. Второй раз за день, но уже безо всяких метафор.
Глаза Вильгельма были непривычны к солнцу, не удерживаемого защитными экранами и фильтрующими стеклами, но только сейчас они заслезились так отчаянно.
Он избавился от родительской привязанности к Сионне уже давно. Думал, так будет лучше для них обоих, и лишь убедился в этом со временем. А теперь, глядя на ее тело и метавшихся вокруг людей, он пожалел, что убеждение это в нем проросло недостаточно крепко. Она пожертвовала собой ради ящера. И какой бы дикой сама идея защищать пришельца Вильгельму ни казалась – для него стало открытием, что Сионна способна так безрассудно распоряжаться собственной жизнью.
Когда-то очень давно это бы называлось благородством. Сейчас же ее поступок был плевком в лицо капитана Четвертой. Дерзким надругательством над привычным укладом их жизни. Насмешкой над их главным принципом – «безопасность превыше всего».
И в этот момент Вильгельма настигло понимание: его гранью между хорошим руководителем и тираном оказалась любовь к дочери, которую он перешагнул без сожалений много лет назад.
Это стало первой трещиной на пути к катастрофе. И катастрофа началась в тот момент, когда он опустил пистолет.
Вильгельм сомневался, что спасти Сионне жизнь получится, даже если ее доставят на станцию в кратчайшие сроки. Ни одно сердце не выдержит заряда такой мощи. Именно поэтому Айроуз дрожала он ненависти и невозможности закончить все прямо сейчас. Она глядела на него глазами Анны, а ее импульсный пистолет оказался прижатым к его ребрам.
– Капитан Вэль, вы арестованы по подозрению в совершении преступления против человечества, – сказала она, и предохранитель на пистолете одного из военных щелкнул, словно подтверждая слова.
Солдат, в чьей верности Вильгельм был уверен, трусливо опустил оружие. Второй, оказавшийся человеком Айроуз, последовал ее примеру и направил на капитана свой пистолет.
Айроуз знала больше, чем он хотел бы ей позволить. Вильгельм понял это только сейчас. Рассказала ли ей Фирзен, пришедшая в отчаяние из-за своих чувств к сыну Ридуса, или сам Сириус, заподозрив что-то неладное, решил заручиться поддержкой лейтенанта… это уже было неважно. Глаза Анны смотрели на него разочарованно даже сквозь время и смерть, и теперь он наконец понял, как далеко зашел, сжигая за собой всякую возможность вернуться.
– Ты убил свою дочь, – сказала Айроуз, и ее лицо превратилось в мертвую маску, такую же, с которой она столько лет принимала его приказы. – Ты заплатишь за это, Вильгельм.
В этом он не сомневался.
Ему всегда нравилось проходить по коридорам, которые артериями соединяли корпусы Центрального Улья. Две тонкие стеклянные стены тянулись вверх и сходились высоко над гладкой поверхностью пола.
Здесь всегда было прохладней, чем внутри самих корпусов; солнце находило сюда дорогу, преломляясь о разогретые стекла. В детстве Марко часто ходил на собрания парламента с матерью и каждый раз немного отставал в таких переходах, наслаждаясь тем, как приятно солнечное тепло скользило по лицу.
Собрание закончилось.
Марко бы впору праздновать победу – его спорный поступок в Хенкане получил большую поддержку в человеческой половине Директории, и его не исключили из совета, позволив продолжать дело матери. Позволив и дальше сражаться за то, во что ему так хотелось верить, – даже теперь, после реального опыта взаимодействия с людьми извне, после получения полного представления о том, за что на самом деле будет это сражение.
Его положение, по большей части, оставалось достаточно шатким. Запомненный кусок закодированной информации уже на первой итерации дешифровки открыл несколько спорных фактов о составе еды, поставляемой людям терраполисов. Какие знания принесут следующие итерации, пока оставалось только гадать. Но предчувствия были самыми неутешительными для хрупкого мира между терраполисами и свободными городами. И в то же время – самыми обнадеживающими, хотя почти наверняка способными разобщить саму Директорию. Люди будут недовольны. Ирриданцы испугаются того, чего люди станут от них ожидать. Испугаются не оправдать этих ожиданий.