Мир выживших

— Может быть, ты прав, что Маладор важен, — признал Блэкмор. — Но потребуется значительное время, чтобы преодолеть те предубеждения, с которыми миллионы людей относятся к путешествиям во времени. На уровне принятия решений тебе пришлось бы столкнуться с огромным гневом и сопротивлением. Это не помешает твоим планам?

— Помешает, — ответил Фаран. — Но если что-то задержит меня, и мне потребуется больше технологической помощи, чем казалось первоначально, Маладор — или просто способность контролировать его — может заставить меня понять, что чувствует мужчина, когда у него больше страховки, чем необходимо. Это приятное чувство. Когда враждебность широко распространена, никогда не знаешь, какая страховка тебе понадобится.

— Ты заставил его вернуться с тобой? — спросил Блэкмор.

Фаран покачал головой.

— Нет. Он отчаянно хотел поехать, и это помогло мне принять решение.

— Кое-что ты пропустил, папа, — сказала дочь Фарана. — То, насколько тяжело было нам с тобой наблюдать, как надежда умирает в глазах сотен голодающих мужчин и женщин, с которыми мы говорили; ведь мы сказали им, что можем спасти только одного из них. Возможно, двух — но возник бы большой риск при дополнительных пятидесяти фунтах веса — как ты мне сказал, — потому что блок стабилизации тебя беспокоил. Но если бы только ты думал о безопасности, у Маладора появился бы попутчик. Та девушка, которая цеплялась за мои колени и рыдала, или маленький мальчик с большими, грустными глазами, по сравнению с которым Оливер Твист казался круглолицым. Не отрицай это, отец. Ты не можешь отрицать, потому что это правда.

— Голод — ужасная вещь, — сказал Фаран. — Как ты думала, я буду себя чувствовать?

— Спасибо, папа — за то, что вышел из своей раковины, — сказала Гильда. — Хотела бы я, чтобы ты делал это чаще.

— Если бы я ушел в него глубже или укрепил внешнюю оболочку, Блэкмор бы пожалел о случившемся, — сказал Фаран. — Оказаться на волосок от смерти — тоже ужасная вещь. И мне не нравится то, что я собираюсь ему рассказать; ему будет сложнее, чем мне, принять факт, что в этом есть и светлая сторона.

Он повернулся и посмотрел прямо на Блэкмора.

— Светлая сторона потрясающа, потому что человеческая тирания не может длиться вечно. В конце концов она обрушится под собственным весом, и то, чего ты достиг, превратит Джона Ячменное Зерно в ничтожную легенду, затерянную в тумане времени.

Глава 4

На мгновение Фаран замолчал, и прежде чем он смог продолжить, что-то заставило его прикрыть глаза и посмотреть мимо маяка туда, где море потемнело, приобретя почти багряный оттенок. Существуют побуждения, которые могут вызвать поразительный, абсолютно неожиданный взгляд на вещи, и тишина станет более значительной, чем самый громкий и властный человеческий голос.

Блэкмор тоже это испытывал — чувство, что он должен посмотреть в сторону моря; он не мог противиться магнетической силе, привлекавшей его внимание к огромному кораблю, появившемуся из-за изгиба береговой линии.

Это был Траулер, один из нескольких оставшихся кораблей — грабителей морей, объявленных вне закона всеми правительствами Земли. Поэтому командир и команда судна пошли на немыслимый риск, отважившись зайти в воды Новой Англии, где их могли атаковать и потопить через несколько минут после включения тревоги. Подобное поведение можно было считать проявлением невероятной храбрости в исполнении долга — если уголовное преступление можно назвать исполнением долга — либо выражением человеческого безумия.

Траулеры могли плыть как в бурных, так и в спокойных водах со скоростью, в два раза превышающей скорость гелиолайнеров, что, возможно, объясняло, почему капитан пошел на огромный риск. Но Блэкмор считал иначе: корабль не смог бы скрыться за горизонтом или заплыть в одну из скалистых бухт, чтобы избежать налета с воздуха. Это удалось бы только в том случае, если его приборы были очень чувствительны и могли уловить вибрации взлетающих астро-самолетов через несколько секунд после того, как они оторвутся от земли. Все равно — экипаж судна крупно рисковал.

Блэкмор зарыл глаза и на мгновение снова перенесся на Багамы. Он стоял на ярком тропическом солнце, наблюдая, как Траулеры выходят в море с поднятыми сетями, и следя, как блестящие саваны сетей окружают корабли.

А «Рыжий» Симонс снова говорил ему с почти умоляющим видом: «Парень, зачем тебе возвращаться? Что тебе может дать университет? Это просто огромная куча камней, которая скоро начнет рушиться, как и все остальное на севере. Чертова экология! Единственная надежда, которая у нас осталась — в море. Почему бы тебе не пойти на флот? Мне все равно, что ты скажешь. Это единственная разумная вещь — единственный смелый поступок, который надо совершить».