Через неделю после прибытия в Харьков, лечение внезапно стало давать резкие побочные эффекты: появились головокружение, тошнота, рвота… Вдобавок ко всему резко упало содержание лейкоцитов в крови — началась лейкопения. Врач, не долго думая, приписал этот эффект усиленному применению стрептоцида и тут же прекратил его выдачу. Головокружение, тошнота, рвота и понос прошли. Но теперь Ганс ходил вялый и бледный, чувствуя себя при этом как выжатый лимон. Рана заживала медленно, хотя гноя почти не было. Создавалось ощущение, что иммунитет, беспощадно и эффективно давивший на корню любые инфекции и простуды в суровых фронтовых условиях, попав в тепличные условия стационарного госпиталя, несколько растерялся и взял тайм аут.
Поскольку выздоровление откладывалось, а поток вновь поступающих раненных не прекращался, то госпитальное начальство вполне логично решило перевести Ганса подальше в тыл, освободив место в прифронтовом госпитале для новых пациентов. Дополнительным основанием для перевода послужило также и не стандартное протекание болезни, которое связывалось врачами с использованием нового и еще не до конца изученного вида стрептоцида. Поэтому решено было не просто отправить необычного больного подальше в тыл, а определить его в одну из университетских клиник для дополнительного изучения обстоятельств и последствий применения передового препарата. Таким вот образом 22-го января 1942 года оберштурмфюрера Нойнера отправили в Германию для дальнейшего излечения.
Оставив заснеженный Харьков, Ганс с санитарным конвоем добрался до Днепропетровска, а уже оттуда двинулся поездом. Его путь пролегал через Львов, Краков и Бреслау, завершившись в Дрездене — одном из красивейших городов Германии. Столицу Саксонии в те времена недаром называли "немецкой Флоренцией" — ценитель прекрасного нашел бы там немало поводов для восторгов. Однако, погруженный в апатию, Нойнер остался полностью равнодушным к красотам города на Эльбе. Даже возвращение на Родину, после более чем годичного отсутствия, его практически не взволновало.
Всю дорогу в санитарном поезде Ганс проспал, практически не вставая с полки. Этим же он занимался и после помещения в дрезденскую больницу. Просыпаться и вставать не хотелось. Совсем. Организм словно впал в зимнюю спячку и категорически не хотел из нее выходить. Именно овладевшее оберштурмфюрером безразличие ко всему и общий упадок сил, по мнению университетских врачей, являлись главными причинами затянувшейся болезни.
Однако всё в жизни когда-то заканчивается. Закончился и внезапно овладевший Гансом приступ хандры. Этот перелом в его настроении случился внезапно, но, как и всё в этом мире, имел под собой вполне логичную причину. Даже две.
***
Первой из них был новый сосед по палате — артиллерийский оберлейтенант Бенедикт Недамански. Когда пасмурным февральским днем его привезли в палату вместо переведенного в другое отделение тихого лейтенанта службы снабжения с тяжелой контузией, Ганс, по своему обыкновению, тихо спал, не подозревая какую подляну приготовило ему местное сообщество последователей Гиппократа. А сюрприз вышел знатный, в чем Нойнер смог лично убедиться самое позднее через полчаса, после начала их вынужденного знакомства.
Бенно принадлежал к той самой породе людей, для которых молчание является чем-то вроде изощренной пытки. Такой тип темперамента обычно встречается у женщин, но неунывающий артиллерист явно был редким исключением. Рот у него буквально не закрывался, причем то, что собеседник за всё время "разговора" выдал в ответ всего шесть слов ("Ганс… оберштурмфюрер Ганс Нойнер… из Баварии), его абсолютно не смущало. Поэтому уже в течении первого часа с начала их общения, Ганс узнал массу самой различной информации, по большей части абсолютно бесполезной.
Среди прочего, выяснилось, что Бенно является уроженцем Судет и при этом на четверть чехом, что нисколько не помешало ему в свое время эмигрировать с родителями в Германию, а затем начать карьеру военного. После того, как активисты партии Генлейна своим живейшим участием в беспорядках, дали основание для мюнхенской конференции, Бенно получил возможность поучаствовать в присоединении своей малой Родины к Райху. Через год после этого знаменательного события, Недамански, вместе со своим тяжелым гаубичным дивизионом резерва ОКХ, оказался в Польше, где (с его слов) сыграл, безусловно, решающую роль в штурме Варшавы, о чем Гансу в красках было поведано в течении следующих 40 минут. Дальше последовало подробное описание жизни и невероятных приключений лейтенанта Бенедикта Недамански, двадцати пяти лет от роду, при прорыве линии Мажино в ходе французской кампании…