Мир-Земле (сборник)

Реакция солдат была автоматической, они действовали без малейшего промедления — сказывались годы постоянных упражнений. Выхватили из заплечных мешков пропитанные особой смесью брезентовые накидки и словно окуклились. Ни на одном из экранов отражения их тел не появятся, несмотря на инфракрасное излучение. Над ними пророкотала эскадрилья истребителей-амфибий. Послышались глухие разрывы химических мин.

Солдаты под накидками схватились за шприцы с инъекщвши, газовые маски, герметически отгородились от внешнего мира. По опыту они знали, что парализующее действие мин начнет ослабевать через два часа; на такое время воздействия инъекций хватит.

Эмиль знал, что укол не спасет его от мучений искусственного оцепенения. Мозг, этот сгусток духовной энергии, продолжал жить, мучительно искал выход, чтобы тело вновь обрело движение — но путь к организму был наглухо перекрыт действием инъекции.

Он судорожно силился преодолеть навалившийся на него страх, ужас, отупляющий мозг, это омерзительное состояние, которому, казалось, не будет конца. Столь же болезненна и попытка отрешиться от последействия лекарства. Если турбоконтеры, которые появятся вслед за истребителями, несмотря на принятые ухищрения, все же обнаружат их, на смену предвечному сну придет вечный, и умрут последние живые клетки мозга.

Но Эмиль ни о чем не жалел. Не раскаивался. Он только ненавидел. Ненавидел противника. Ярдока, который уже учитывал эту ненависть в своих планах, который знал, что она делает человека бессердечным, подгоняет, подстегивает его, позволяет легче переносить ужасы боев и прочие страсти. Ненависть заглушала все остальное, более гуманные, более человечные движения души.

Эмиль не мог бы сказать, сколько длилась эта пытка. До той секунды, когда острая боль в коленных суставах подсказала ему, что действие инъекции ослабевает, прошла, похоже, целая вечность. Под накидкой нечем было дышать. Он хотел освободиться от нее, но пальцы ему не повиновались. Он со стоном повалился на бок, его скрючило, потом стошнило.

Из беспамятства его вывел чей-то пинок.

— А ну выползай!

Ярдок.

Эмиль с удивлением заморгал при виде темного, цвета спелой вишни солнца, недвижно повисшего над верхушками деревьев на далеких горах. Прошло несколько секунд, прежде чем он пришел в себя от изумления:

— Солнце… — проговорил он. — А ведь была ночь…

Ярдок так и прикипел к нему своими зелеными глазами, смерил с головы до ног и сказал с отвращением:

— Свинья! Ты весь в блевотине. И с такими трусами мы должны победить! Чтобы через три минуты привел себя в порядок, не то я загоняю тебя так, что не только своих, но и себя в зеркале не узнаешь!

Коммисэр подозвал всех.

— По данным компьютера, из окружения удалось вырваться пятнадцати таким частям, как наша. Противник немедленно перебросит сюда силы с других участков, чтобы заманить нас еще в один котел. Есть два варианта. Либо мы несколькими быстрыми переходами доберемся до сборного пункта, выбранного компьютеров либо будем действовать на свой страх и риск. До воможного контрнаступления наших войск по крайней мере три дня.

— Я за то, чтобы взять заложников, — ответил сержант Лебоб, оскалив зубы. — Немного развлечься было бы не худо.

И ухмыльнулся в ожидании ответа. Остальные согласно кивнули.

Один Геллерт позволил себе полюбопытствовать:

— А что компьютер говорит насчет этого феномена со временем? Укола-то хватает всего на два часа, а сейчас, глядите, — он указал на солнечный диск, — снова вечер.

— Черт побери, а ведь он прав, — пробормотал кто-то из стоящих рядом с Геллертом.

Никто никогда не видел, чтобы Ярдок терял присутствие духа. В сложных, запутанных ситуациях он предпочитал расчету цинизм и жестокость, подгонял людей вперед, не объясняя. Но на все вопросы у него всегда находился ответ. На сей раз он не произнес ни слова. И лишь после долгой паузы сказал:

— Не знаю.

Только и всего.

Однако Эмиль, равно как и все остальные, не видел причин, чтобы ломать себе голову над этим феноменом, сколь бы удивительным он ни был. Им-то что? Они солдаты.

Рота готовилась к марш-броску. После мучительного оцепенения людей переполняла жажда действий, битв и побед. А то, что это чувство, похожее на опьянение, было вызвано психогенными средствами, введенными в организм с уколом, ничего не меняло.

Они продолжали шагать по узкой дороге. Неожиданно дорога оборвалась. Перед ними открылась чуть ли не идиллическая картина: тщательно ухоженные поля, веселое пенье птиц вдали — тишину нарушало только топанье солдатских сапог. В мире, полном ужасов войны, кто-то словно по волшебству сотворил картину, дышащую покоем и благополучием.

"Им здесь не место, этим беззаботным пискунам. Они и понятия не имеют о смерти", — подумал Эмиль. Он поднял голову, но ни одной птички не увидел. Завидев приближавшихся солдат, птицы отлетели подальше.

Солнце скрылось за горными вершинами.

Солдаты сбились в кучу. Метрах в двадцати от них у подножия холма коммисэр возился с детектором. Эмиль понял, что он пытается сориентироваться на местности.