Мир Жаботинского

«Дисциплину» 19-й век принимал и ценил только для особых надобностей, в моменты исключительные, «военные», когда общество и народ стоят пред особенным испытанием, и нужно его преодолеть тут же, и сейчас же, иными словами, как горькое лекарство: во благо временным полезно, но на каждый день непереносно. Дисциплина в виде постоянной и всепроникающей атмосферы общественного и государственного быта, как это сплошь и рядом проповедуется теперь людям 19-го века, не могла бы и в кошмаре присниться. Они вообще принимали государственность только с большими оговорками. Государственная власть должна быть как перила на лестнице — если споткнешься, можно опереться, и поэтому перила обязательно нужны; но костылей для каждого шага и каждой ступеньки не нужно. Городовой полезен и хорош у себя на углу, или когда он появляется в ответ на тревожный вызов: больше нигде, не чаще и не иначе. Государственный идеал 19-го века можно определить так: «минимальное» государство, или может быть, еще резче — умеренная анархия, или по крайней мере «а-кратия». Не знаю, было ли слово «тоталитарное государство» в 19-м веке; я, во всяком случае, никогда в молодости не слыхал ни этого имени, ни всей этой проповеди. Человек 19-го столетия, вероятно, ничего более отталкивающего даже и вообразить бы не мог, чем этот запах правительственного руководства в каждом углу, словно в квартире, где у кухарки подгорела баранина, эту идею дремучей и невылазной сверхполицейской государственности.

^{«Бунт стариков», 1934 г. «Современные записки».}

Революция и классовый строй

«Звания «революция» заслуживают лишь восстания освободительного характера».

Сегодня, как и во времена Жаботинского, тот, кто ратует за насилие в политической жизни, с гордостью называет себя революционером. Понятие «революционный» можно толковать очень широко — кровавые режимы в арабских странах тоже считают себя революционными. Жаботинский указывал на абсурдность этого явления:

Слово «революция» включает два понятия — формальное и идеологическое. В первом значении «революция» — это любая перемена в государственном устройстве, производимая насильственным путем при участии большого количества людей. Если, например, в Афганистане некий правитель сверг другого и занял его место и переворот сопровождался обильным кровопролитием, но режим практически не изменился — это тоже называют революцией. Но именно этого нельзя делать — как сказано: «Не произноси имени Моего всуе». Значение понятия «революция» определяется его идеологической стороной. Недостаточно «восстания» и его победы. Звания «революция» заслуживают лишь восстания освободительного характера, и нет «освобождения» без свободы слова, свободы объединения, свободы для каждого индивидуума избирать профессию и место жительства. Нет «освобождения» без права каждого гражданина влиять на режим, свергать его и устанавливать другой. Нет «освобождения» без равенства для всех граждан, вне зависимости от расовой, религиозной, классовой принадлежности. Таков и только таков идеологический смысл понятия «революция».

^{«Общественный класс» (оригинал на иврите), журнал «Бейтар», февраль 1933; в сб. «Нация и общество».}

Режим классовой дискриминации, при котором один класс возвышает себя за счет гибели другого, не заслуживает, разумеется, звания «революция». Жаботинский объяснил, что такой режим — законное детище реакции: