Мир Жаботинского

Мне присущи, в какой-то мере, оба этих взгляда. Один утверждает: существование евреев в галуте — бессмысленно. Все культурные ценности, созданные евреями здесь,— чужое достояние. Поэтому мы говорим: давайте построим себе обитель среди пустыни, где мы сможем продемонстрировать себе и всему миру нашу духовную мощь, быть может, создадим образцовое общество — общество чести и справедливости. Давайте выжмем лимон мирового еврейства и сдобрим соком наши поля. Но сам лимон оставим в галуте?! Удобный подход. Но я не пошевелю и пальцем ради воплощения таких взглядов. Меня, главным образом, интересует сам лимон. Меня интересует весь еврейский народ! Я родился в самом эпицентре бед нашего народа, и если я сам и сподобился наблюдать эти беды с «верхнего этажа», то уж видел-то я их прекрасно. И меня интересует именно способ положить конец этим бедам. И со всем, что служит препятствием к достижению этой цели, я буду бороться. И будь это сам Прогресс собственной персоной, ополчусь и на него, если увижу, что в жертву ему приносится мой народ. Я встану на его пути, если он не несет с собой избавления моему народу. Я против «обители в пустыне» и против поселенчества «люкс». Потому что я против того, чтобы еврей оставался в галуте и, получая оплеухи, бурчал под нос: «Вы хулиганы, вы меня бьете, вы меня обижаете. А вот посмотрите, какая у нас есть «обитель в пустыне», как хорошо, как вольно живется там!». Я против того, чтобы избиваемый гордился тихой обителью, где живут его братья, не имея возможности к ним присоединиться. Нет, это не мой сионизм! Мой сионизм говорит: все, все должны здесь собраться, для всех должно быть здесь место — и для великих писателей и ученых, и для скромных тружеников, которые и вынесли на своих плечах все тяготы галута. Такой сионизм я называю «гуманным сионизмом».

^{Лекция в клубе врачей и инженеров в Варшаве, 1936; в сб. «Речи».}

Жаботинский верил, что только такой «гуманный сионизм» может рассчитывать на поддержку и понимание всего мира:

Мы должны решить для себя, чегомы хотим от Эрец Исраэль. Если задача, которую мы ставим перед собой, мелка, то мы должны осознать, что в современном мире нет места мелким задачам. Мелкая задача в современном понимании — это всякая цель, которая не ведет к решению важной проблемы. Пример: сегодня в одной из лондонских газет было опубликовано письмо д-ра Вейцмана. В письме приводятся весьма логичные доводы, но выводы, которые с неизбежностью вытекают из текста письма, губят саму эту логику: «Итак... разрешите въезд в Эрец Исраэль ста тысячам евреев (впоследствии — большему числу)». Когда речь идет об эвакуации (так выразился сам д-р Вейцман — в наше время трудно уклониться от употребления точных терминов) пятисот тысяч евреев Германии и миллионов евреев Восточной Европы, цифра, названная Вейцманом,— не дань скромности или умеренности, но просто искажение того дела, которому призвана служить Эрец Исраэль. Через полчаса после того, как я прочел эту газету, один мой знакомый журналист — нееврей — сказал мне: «Ну ясно — вы, евреи, сами отлично понимаете, что Эрец Исраэль не сможет вам помочь. Что толку, если вы ввезете туда сто тысяч душ — два процента от пяти миллионов, которым грозит опасность? И ради такого слабого утешения, ради этой капли в море бед мы пойдем на конфликт с арабами? Друг мой, я понимаю, что ради великого дела, ради спасения целого народа от смертельной угрозы можно не посчитаться с протестами арабов, как это бы ни было неловко. Но ради двух процентов? Этим письмом вы расписались в своей неправоте».

Таким и только таким может быть впечатление, производимое топтанием сионизма на месте. Наше время не понимает и не принимает нерешительных шагов и полумер. Идти в ногу со временем означает требовать все, добиваться кардинального решения проблемы — спасения всехевреев.

^{«Компаньон», «ха-Машкиф», 3.2.1939.}

Естественный сионизм

«Еврейское государство — как воздух и свет — оно мое».

Жаботинский считал себя сионистом от рождения (см. ст. «Духовная раса»). Он вспоминал, что в семилетнем возрасте задал матери вопрос: «Будет ли у нас, евреев, своя страна?». Мать ответила: «Будет, конечно же, дурачок!». Жаботинский заканчивал свой рассказ: «...с тех пор и поныне я больше не задавался этим вопросом...» («Повесть моих дней»). Будучи подростком, он был еще далек от осознания себя сионистом, но: