Миракулум 1 (СИ)

  По холодным плитам, потом по соломе, а потом и по плетенному ковру, меня довели до богатых покоев замка. Я горела своей целью, и потому мольба моя была настоящей, - едва увидев вельможу, и понимая, что он решит остаться мне здесь или прогонит, я сцепила руки у груди:

  - Умоляю, господин...

  Он махнул и я замолчала. Мужчина был немолод, одет богато, но не броско, для войны, а не для балов. Карты лежали на столе, он уже просмотрел их и о чем-то глубоко задумался.

  - Откуда у тебя это? - Прозвучал наконец вопрос.

  - Господин... я взяла это у крестьян... они не пускали меня, а я умру... прошу, позвольте остаться! Я готова на любую самую грязную работу за кров и еду, господин!

  - Кто ты, откуда, говори по порядку. Как эта сумка попала к тебе?

  Я всхлипнула и собралась, стараясь говорить просто:

  - Меня зовут Рыс, я с отцом добиралась до своего села, только он пропал... он поохотится ушел и не вернулся... Мне хватило сил дойти до этих мест, а еда кончилась. В поселке меня нигде не приняли, прогнали, говорят - своих ртов много... я плакала. В лесу на стоянку вышла с костром, там четверо было, охотники. Они погреться пустили и даже каши дали, и смеялись. Говорят - девкой нашей обозной будешь... - тут я дрогнула голосом, и заморгала, напуская слез, - а я честная... Они захмелели, хвастать стали, что мародерили в замке каком-то, да бумаги нашли. Важные, за которые всякий господин много золота даст. И что будут они теперь не по лесам мыкаться, а в богатом ходить. А как перепились совсем, я нашла и взяла... господин, я честная, я лучше умру, а шлюхой не стану! А от многих людей я слыхала, что вы милосердны...

  - Ты говорила, что много знаешь. Что?

  - Господин, - губы у меня затряслись, - я боялась - меня выгонят от вас... а идти куда? Там позор или смерть! Там... Господин! Умоляю!

  Закрыв лицо руками, я бухнулась на колени и заплакала. Чем дольше вельможа молчал, тем страшнее мне становилось, что предательство мое окажется бессмысленным - и в Раомс я не попаду, а значит, не смогу освободить оружейника. Меня вышвырнут вон, и тогда действительно останется только умереть. Ведь то, что я отдала эти карты врагу, значит не только - отдать будущую победу цаттам. Значит, что они увидят и крепость Шуул на пергаменте, и раскроют все возможные укрытия сопротивления... а значит я предала тех, с кем служила. Предала и лекаря. Соммнианса могут убить в облаве, и выходит, что за одну только возможность спасти оружейника, я жертвую другом, соратниками, тем, кто меня выходил...

  - Перестань выть. - Мужчина хорошо изъяснялся на нашем языке, и говорил четко: - Если не больна, останешься. Аника осмотрит тебя и даст работу. - А потом сказал на своем: - Уведи ее к лесничей, пусть проверит и проследит. Плохо будет работать - прогонит, здесь не приют для нищих.

  - Вашей милостью, господин... спасибо, господин...

  Как я искренне плакала от облегчения и счастья, когда меня ратник вел от покоев до кухни. Он сказал несколько слов крупной, мужеподобной женщине, передав с рук на руки, и та увела меня в каморку.

  - Сопли собрала, лицо утерла. Чтобы слез я больше не видела, иначе выпорю и выгоню, - голос у лесничей тоже был не женский. Если бы не толстая черная коса с сединой и не объемная грудь, принять ее за мужчину было не сложно. - Раздевайся догола.

  Я послушно затихла, перестав всхлипывать, и разделась. Пышной я не была, а прошлый путь и болезнь превратили тело почти в скелет. На что женщина хмыкнула:

  - Что ты можешь делать с такими руками и такой спиной? Ты свалишься от любой работы.

  - Я вынослива, госпожа.

  - Я хозяйка. Все слуги здесь в моем подчинении, ясно?

  - Да, хозяйка.

  По чистоте речи я поняла, что Аника местная, и, кажется, служила в Раомсе всегда - и при старом господине тоже. Она пристально меня осматривала, даже ощупывала, а я дрожала от холода и непривычной наготы.

  - Моль. Дохлая моль. Но кожа чистая, вшей нет, и ты еще молодая. Если отъешься, то и сгодишься. Что умеешь?

  - Ткать. - Вспомнила я ложь Аверса, и ужаснулась, - а если меня посадят взаправду за ткацкий станок? - Готовить немного.

  - Ничего, значит не умеешь. Ткачихи не надобны, повара есть. Ну, я тебе придумаю работу. Одевай свое тряпье обратно, ступай в прачечную. Там отмоешься как следует, чистое оденешь, волосы уберешь, эту одежду сожжешь. Здесь строго. Это не при прежнем хозяине. Чтобы ни запаха, ни грязи.

  - А где прачечная?

  - Идем.

  Лесничая провела меня через натопленную кухню прохладными коридорами в бревенчатый просторный пристрой, где в одном большом помещении несколько женщин стирали в лоханях. Тут было даже жарко - много огня, много горячей воды, едко пахло мылом и уксусом. Прачки были с красными лицами и руками от пара и воды, молчаливыми, каждая занималась делом, и на пришедшую хозяйку внимания не обратили. Но когда она подтолкнула меня и сказала коротко "отмыть", старшая женщина тут же бросила все и занялась мной.