Миракулум 1 (СИ)

  - В ней нет любви, учитель.

  На это он сухо развел руками:

  - Весьма удручает то, что за вами нет приданого. Но рано или поздно на вашу руку найдется претендент...

  - И нет свободы.

  - Выбросите из головы сей бред, это я вам советую, как человек, проживший на этом свете более восьмидесяти лет, юное создание. Что вы подразумеваете под свободой?

  - Делать то, что хочу.

  - Слова дитя.

  - Принимать решения о своей жизни самой.

  - Вы рождены женщиной, госпожа, вам не дано этого.

  - И что мне прикажете делать? - я недовольно опустила голову, а потом повернула раздосадованный взгляд к нему. - Ответьте мне. Ведь я несчастлива!

  - Ждать, конечно. Рано или поздно, ваш покровитель примет решение о дальнейшей вашей судьбе.

  - Ваши слова мудры, - чуть выждав, ответила я, - но это не то, чего мое сердце хотело услышать.

  Наставник склонил голову, и я задумчиво пошла к лестнице. Как только за винтовым поворотом он не мог видеть меня, я помчалась уже через две ступеньки, лишь бы скорее остаться в своих покоях, - в одиночестве и тишине, чтобы подумать вовсе не над его словами, а над той внезапной уверенностью, что окрылила все мои несмелые прежде надежды.

  Как я раньше не понимала, к чему были созданы зеркала? Только к балу, сегодня днем, служанка помогала мне украшать платье, и я смотрела на свое отражение, оценивая наряд. Теперь же, в сумраке только нескольких свечей, когда я уронила небрежный взгляд на его поверхность, меня озарило, - все, что мы носим на себе, все, что мы приближаем к себе, мы можем увидеть и со стороны. Для этого не нужно ничего магического или волшебного. Все, что нас окружает, мы видим, едва сделаем шаг в сторону. Но никогда бы нам не удалось взглянуть на самих себя, не будь на свете зеркал.

  Я посмотрела на свое лицо столь внимательно, будто никогда не видела его прежде. И заглянула себе в глаза, как заглядывала бы незнакомцу, с целью почувствовать, - что он за человек. И отражение вдруг оказалось неузнанным. Я присела на корточки, схватилась за раму, поставив зажженный подсвечник на пол рядом, и еще раз попыталась понять, - кого я вижу.

  - Мне на все хватит силы, - прозвучало признание мое и моего отражения. - И я в праве принимать решения, потому что беру обязательство за них платить. Мне на все хватит силы!

  Портовый город приютил меня, как рыбку коралловый риф, - не сыскать никому. Моя удача не оставляла меня, и я, сбежав из замка, жила здесь, в пригороде, получая у старого гончарщика кров и миску супа за то, что топтала глину и выполняла несложную работу. А каждый праздничный день он платил мне простую монету и отпускал к площади...

  Это было самое счастливое мое время. Но я не хотела останавливаться на этом, - моей истинной целью был другой Берег, куда отплывали наши корабли, и хоть я и знала, что там война, я вместе с тем знала, что там перемены. Туда меня влекло сердце, и как не противился разум, ничего с собой поделать не могла. Первые монеты я растратила, как пришлось, - подала кочующим музыкантам за веселый пляс, купила пойманных щеглов в клетке, которых выпустила у берега следующим днем. А потом стала копить. И думать над тем, как пробраться на корабль. Время приближалось... время уже жгло нетерпением мои ступни так, что я не ходила, а только бегала, не обращая внимания на босоногость. Оставался один решающий день перед отплытием самого большого судна из местного порта.

  Но уплывать, не воздав последнего слова, не принеся нужного дара богам, было нельзя.

  Было одно место на побережье - бухта, с нависающей над самой водой скалой. С давних времен она звалась "Море услышит", и существовало поверье, что если кто найдет путь на ее вершину, да решится спрыгнуть вниз, не имея ни с собой, ни на себе ничего, словно только на свет появился, то Бог Моря услышит и исполнит желание этого человека.

  Эта легенда была красива, да мало кто в нее верил. Находились те, кто пробирался наверх, а прыгнуть не решались. А однажды, как рассказывали в городе, выловили из волн голого мальчишку живого, а к нему четверых мертвых, потому как разбились насмерть о волны.

  Платье у меня было одно, и мне не жалко было оставлять его клочьями на кустах - исцарапавшись, перемазавшись в белой каменной пыли, я все выискивала дорожку наверх, и, наконец, выбралась на площадку скалы. Море распахнулось передо мной, город и корабли казались маленькими, чайки летали внизу, а облака были близко!

  Только на скале я была не одна. Моряк, загоревший до бронзы, полулежал на плоском камне, курил, зажмурившись, трубку. На голой широкой груди у него чернел круговой рисунок змеи и шли письмена. Рядом валялись походные сумки, фляга и сапоги, выбеленные солью.

  - Вы кто?

  Мужчина открыл глаза, поднялся на локтях и пыхнул табачным дымом.

  - Сюда так трудно добраться, я думала, что здесь никого нет.

  - Я тоже так думал.

  - Кто вы?

  Моряк сел. Рослый, широкоплечий, он весь бугрился мышцами рук и торса, как сама скала, только в человеческом воплощении.

  - А ты что, не боишься меня, заблудившаяся овечка? Знаешь, что делают с такими хищные волки?