Миракулум 3

"Есть там что-то, не знаю, что - воздуха больше что ли, чем сейчас в городах. Лицо у девчонки ясное, глаза красивые. Даже мне стала нравиться, а Аверс этот залипать начал, помочь с памятью пытается, сам с ней болтает, дергаться стал по всякому поводу и без повода, - дорога, еда, все хуже и холоднее. Ему-то пофиг, а она выдержит? Странное время там, странные люди - даже не могу толком написать, что думаю и чувствую. Не понимаю, вот вроде там тяжело, туши свет, а я еще хочу. Туда хочу. Здесь скучно!".

Строчки с "Четвертой" заплясали и стали менее разборчивы:

"Я человека убил! Я там своими руками вогнал нож в сердце! Меня сейчас прям трясет, а он там без нервов саданул. Себя спасал, Рыс спасал, там у них ведь война, хоть и тыл. И лошадь зарезал! Я зарезал, да еще ведь знал как - чтобы кровь в землю шла, не залила одежду там и прочее. Охренеть! Я же теперь тоже сумею, если драка или за жизнь".

"Пятое". "Не выношу дом. Все здесь достало. Я вернулся сегодня, а как целую жизнь прожил - глаза открылись. Мне не шестнадцать! Я охотник, я воин, я мастер, я сильный и выносливый, я знаю, как по-настоящему смотрит женщина на мужчину. Мозг прямо клинит от несоответствия - все здесь пялятся на меня как на мелкого, как на дрыща с соплями, отец сюсюкает, хнычет, бесхребетный и жалкий! Все ненавижу! А я уже убивал. Я себе еду добывал и о своей женщине заботился. Я могу оружие делать, могу голыми руками удушить - у меня пальцы железные и плечи литые. Я столько дорог прошел!".

"Шесть". "Она ослушалась, вернулась и не оставила меня. Там - мир, там - жизнь, там - я! Здесь я такого не познаю. Здесь нет никого, кто бы так на меня смотрел. Нет!"

Он все чаще перемежал я-Тавиара с я-Аверсом, изменился и его почерк - став крупнее и аккуратнее. Влияние пережитого там Миракулум оказало на парня самое сильное действие. Жизнь оружейника просветлела, и потому стала еще притягательней для его разума. Он был влюблен, как влюблен Аверс, и писал уже не "эта", а "моя". Тавиар не добрался до близости, как хотел буквально с первых же строк дневника, но исписал лист от эмоций скромного объятия в пустоши у валунов. Когда оружейник меня укутал и согревал спиритом и собственным теплом. Несчастный парень, не познавший глубоких чувств, сходил с ума от зависти к самому себе.

И все, - дальше пустые листы. Путешествия он не бросил, а что-то записывать после уже не увидел смысла.

- Дочитала?

Я кивнула. И впрямь не много, я даже не устала стоять возле книг, так и не сделав шага в сторону кресла.

- Я должен показать тебе кое-что.

Аверс ушел в другую комнату и вернулся с небольшой книгой в руках. Он встал рядом, раскрыл ее, закрыв корешок и название ладонью и прочел вслух:

- "Вот так у огня, у камина в уютном доме, ты будешь сидеть потом, чрез четверть века. Ты будешь вспоминать день, когда жизнь казалась тебе конченой, и удивляться превратностям судьбы. Ты видел годы мира и годы войны, ты пережил такие перемены, которые не каждому выпадают в жизни, и ты счастлив. У тебя есть ученики, у тебя есть наследие, большой дом, семья, признание..."

- Что это? Мне кажется, я раньше слышала...

- Ты должна прочесть и этот дневник, он по праву твой, как летопись от первого лица. Благодаря всему, что здесь написано... ты была почти что рядом.

- "Миракулм"?!

Я поразилась, когда увидела название. А Аверс отдал мне томик в руки и мимолетно ласковым движением коснулся пальцев.

- Уверен, автор не солгала ни словом, и ты поразишься еще больше.

Новый мир удивлял меня. Но то, что написала Рория даже во всем новом окружении волшебства оказалось самым магическим! Аверс рассказал о первой попытке вернуть меня к жизни, о том, как она делала записи сразу после пробуждения. Лихорадочно фиксировала мысли, чувства, диалоги. Даже эмоции от простых лицезрений пейзажа или реакции на погоду. Разница в возрасте между Тавиаром и Аверсом была столь разительна, что девушка не замечала сильного сходства или делала вид, что его нет. Чужая жизнь увлекла, но до настоящего конца решимости дойти Рории не хватило.

Я провела с книгой весь оставшийся вечер и часть ночи, читая и сама поражаясь - как с каждой строчкой во мне воскрешали мгновения пережитого. Не смотря на мою близость с оружейником, я смущалась той откровенности, которую он подсмотрел на страницах. Заглянул в сердце, в страхи и сомнения, в зарождающуюся любовь к нему же. Да, с записями Тавиара это было и не сравнить!

Напольные часы в гостиной мелодично отбили три ночи. Аверс не шел спать, оставаясь со мной в комнате, и сидел в кресле просто так, задумавшись и изредка поглядывая на то, как я читаю. Я всякий раз чувствовала на себе его взгляд и поднимала голову от листов, на миг раздваиваясь между миром прошлого, где он и я шли по лесу и пустошам, и миром, где он и я сидели в уютной и теплой комнате дома.

Как бы ни хотелось осилить все за раз, но глаза устали. Я отложила книгу:

- Аверс, как вы спаслись от разбойника, и кто его убил?

- Что? - В первое мгновение он сдвинул брови в непонимании, и тут же сказал: - А, ты про кровного врага лекаря...