Мираж

— Нам здесь не до сантиментов, — перебил Дик. — Надо делать дело. Пусть каждый выкручивается сам! Ты не читал наш «Кантри плэн»? Там такой объем работы, что и вздохнуть некогда. И то надо, и другое. Помимо чистой разведки теперь приходится возиться с весьма несимпатичной аудиторией. Это, скорее, ваши пропагандистские заботы.

— Это наши заботы, дружище, общие заботы. Любая щель. Пусть даже поросшая плесенью. Гнушаться не приходится.

Зазвонил телефон. Вирджила и Дика приглашали на совещание группы «Кантри тим». Чип прекрасно знал: такие группы есть в каждой стране, где существуют американские представительства. В них входят наряду с высокопоставленными дипломатами сотрудники ЦРУ, военные атташе и представители УМС. Это «мозговой центр», вся деятельность которого регулируется «Планом для страны» — «Кантри плэн». Стратегический план «психологической войны», в котором подробно перечислены главные и иные цели — создание определенной обстановки или усиление тенденций, а также объекты воздействия — группы и категории населения, наиболее эффективные для данных условий, приемы и методы ведения этой тайной войны. Тайные операции — гвоздь плана.

Как оказалось, на этот раз группу беспокоили последние инциденты. Совещание проходило бурно, «чистые» упрекали «нечистых» в провалах, которые осложняют обстановку, отвлекают от других важных дел и ложатся пятном на репутацию всего корпуса. Люди начинают сомневаться в намерениях сотрудников представительств. Есть уже масса сигналов о том, что отдельные источники информации, ранее доверительно делившиеся различными сведениями, стали избегать встреч и с американскими дипломатами и журналистами.

Коллеги Чипа чувствовали себя неуютно. Маккормик сопел и изредка огрызался, что еще больше накаляло обстановку. Чип понимал, что нужен был громоотвод.

— Бомбы стали рваться слишком близко, — воспользовался он одной из пауз. — Наверное, следовало бы постараться найти ту скрытую нить, которая связывает все эти инциденты воедино. Не станем делить людей на «наших» и «ваших». Все они наши и делают одно дело. Странно только одно: после небольшого перерыва снова мины рвутся под ногами людей, несущих двойную нагрузку.

— Ваши остолопы сами лезут на мины, — бросил кто-то.

Чип не стал реагировать. Спокойным, ровным голосом он развивал свою мысль. Закончил же тем, что, сославшись на свой, как он выразился, «скромный опыт», он склонен полагать, что происходит утечка информации.

— Слишком подозрительно, когда все снаряды попадают в цель, — резюмировал он, вызвав бурю возмущения, сдерживаемую разве что лишь дипломатическим этикетом.

Ни к каким выводам группа на этот раз не пришла.

— Лихо ты ввернул, — похвалил его Маккормик, когда они покинули представительство. И каким-то заискивающим тоном спросил: — И чего они действительно суют нос не в свои дела?

«Вот мы и квиты», — подумал Чип, а вслух сказал:

— Это сейчас в моде — борьба с утечкой информации. В Белом доме только об этом, пожалуй, и говорят, кивая на конгресс. Учись, пока я жив.

— Но Косовски действительно стал много болтать, — добавил Дик. — Кто его дергал за язык, когда в интервью для Си-би-эс он вдруг растрепал, что в журналистской практике американские корреспонденты здесь широко используют методы разведывательных служб?

— Во-первых, это секрет полишинеля, — возразил Чип. — Не он первый. А во-вторых, все это к лучшему для нас. После таких признаний труднее будет отличать журналистскую деятельность от наших дел.

Вечером его забрал к себе Маккормик. Чипу было интересно познакомиться, как он говорил, с жилищными условиями и планировкой квартир в России.

Холостяцкая квартира Маккормика, как ни странно, хранила следы заботливой женской руки. Если не считать небрежно брошенных на кресло джинсов, пустых пивных банок среди деловых бумаг, все остальное было в относительном порядке. Хотя уже три месяца Ноэль с сыном и дочкой отдыхала у брата в предместье Парижа.

Как сказал Дик, она всегда в это время убегает из Москвы. От цветения одуванчиков, от которых вечно страдает сильными приступами аллергии. Такое бывало с ней и в Штатах, когда рядом с их домом начинала цвести амброзия.

Дик изредка переговаривался с ней и дочкой по телефону, аккуратно оплачивая счета и складывая их стопкой до приезда супруги в качестве финансового отчета.

Узнав о приезде Вирджила, Ноэль наказала Дику обязательно вручить ему коробку его любимых гаванских сигар. Она спрятала их от мужа в одну из многочисленных кухонных банок, когда Дика впервые прихватил приступ стенокардии.

— Извини, — сказал Дик, вручая Чипу сувенир, — я тут немного пограбил. Но ты ведь не выдашь?

— Старые друзья не предают, — успокоил его Чип, оглядываясь вокруг.

Дик с нескрываемой гордостью демонстрировал приятелю русские иконы, шкатулки, огромные матрешки, самовары.

— Все это русская старина. Основательная, добротная. Кое-что из «Березки». Кое-что с рук. С иконами, правда, приходится осторожничать. Это у них национальное достояние. Но, видишь, не утерпел. Не устоял перед соблазном. Семнадцатый век.