Мираж

Признать, что Кубано-Врангелевский фронт должен идти впереди Западного фронта, и поэтому Оргбюро и Наркомвоен должны принять самые энергичные меры к направлению на этот фронт военных сил и коммунистов».

И маленькая записочка от руки:

«За хлебом приедет известный вам Федя. Весёлый».

После банкета Кутепов и Кривский долго обсуждали соотношение сил на фронте перед планируемой операцией.

Красные: 50 тыс. штыков, 8,9 тыс. сабель, 2137 пулемётов, 451 орудие, 12 бронепоездов, 14 бронеавтомобилей, 3 танка, 42 самолёта.

Белые: 27,4 тыс. штыков, 17,1 тыс. сабель, 998 пулемётов, 193 орудия, 19 броневиков, 26 бронеавтомобилей, 19 танков, 34 самолёта.

   — Если прибавить сюда Первую конную армию, то...

Кутепов не продолжал.

   — Что же делать, Александр Павлович? Может, надо убедить Врангеля отвести армию с боями в Крым и приготовиться к длительной обороне?

   — Вы, Миша, генштабист, и Пётр Николаевич талантливый, понимающий военачальник. Он знает, что армию надо отводить. И он её отведёт в Крым после того, как в этой авантюрной операции мы погубим большое количество лучших наших войск. Их кровью он оплачивает французские самолёты, английские танки и пушки и, главное, — свой авторитет.

Она добилась, чтобы её включили в состав иностранных гостей и корреспондентов, приглашённых Врангелем на фронт для осмотра укреплений на Сиваше. Поезд остановился на станции Таганаш, и, выходя вместе со всеми из вагона, Марыся в первый же момент увидела Леонтия — он ещё состоял в кутеповском конвое и находился среди почётного караула. Леонтий был удивлён и обрадован. Солнце, музыка, иностранные мундиры и вдруг ещё Марыся! Вот это праздник.

   — Я не хочу, чтобы Кутепов видел нас вместе, — сказала она. — Я почему-то его боюсь. Недавно на банкете он так смотрел на меня...

Дымников объяснил капитану Ларионову, что к нему приехала женщина, и им надо уединиться. Виктор всё понял с полуслова: «Если спросит, скажу — с орудиями порядок наводишь, к бою готовишь».

Уединение могло быть лишь условным: посидели в офицерском общежитии, погуляли по степи за станцией, но главное, говорили, смотрели друг на друга, пытались как-то раскрыться по-новому, понять друг друга. А совсем недалеко от них двигалась толпа, шумели голоса, и ухали барабаны оркестров.

   — Ты знаешь, Леончик, и у меня неприятности: объявились те люди из Харькова. Тот, кого звали Весёлый.

   — Клинцов.

   — Да. Потом этот Федя, ещё Заботин. Я выдаю им хлеб — всё по закону, но если их возьмёт контрразведка!.. А самая главная неприятность — появился конкурент и мешает купить мне самый дешёвый хлеб. В Джанкое. Требует половину себе и угрожает. Конечно, я тоже могу его припугнуть, но из-за этого рисковать, раскрываться? И он сегодня тоже здесь. Я тебе его покажу.

Осмотр укреплений продолжался недолго. Вскоре все вновь вернулись в вагоны. Марыся показала конкурента: решительно расталкивающий мешающих, крепкий, неулыбчивый, он тащил за собой за руку очень красивого мальчика в оранжевом костюме и белой шляпке.

   — Такой настойчивый. Требует, чтоб пополам. А почему? А какой мальчик чудесный. Всегда за меня: «Папа, не обижай красивую тётю».

Надо было обязательно отучить её от излишней любви к детям и надо было запомнить хотя бы лицо конкурента. Почему он не спросил его фамилию?

Поезд с гостями направился в Мелитополь. Здесь был устроен пышный парад — вот мальчик-то порадовался, — затем торжественный обед. За столом они сидели с Марысей порознь — чтобы вместе их не увидел Кутепов. Все эти дни перед началом рокового наступления генерал находился в тяжёлом нервном состоянии. Издалека увидел Дымникова и, подозвав, сказал о том, что капитан опять стал похож на Дантеса, поинтересовался, почему не в строю, и, добавив, что в конвое достаточно одного Ларионова, приказал завтра же получить в штабе направление в Корниловский корпус.

На торжественном обеде Врангель говорил с воодушевлением: