Мираж

Ларионов сам совсем недавно был юнкером и лояльно скомандовал:

   — Вольно! Разойдись!

Юнкера ринулись на патруль с криками «Ура!», «Бей большевиков!», «Да здравствует свободный Кронштадт!»

Сенегальцы не первый раз сталкивались с этим хулиганством и знали, как спасаться: бежать в море. Ларионов знал, что будет жалоба, что вызовет генерал и шутя пожурит.

Генерал вызвал после обеда, но не шутил, не журил, вообще не вспоминал о юнкерских проказах.

   — Кронштадт пал, — сказал Кутепов. — Передайте юнкерам благодарность за отличную учёбу. Объясните, что Кронштадт — это ещё не всё. Есть Антонов[50], есть Россия, которая будет бороться.

7

Двадцать дней кронштадтского восстания заставили генерала о многом подумать. Когда кронштадтцы отбивались, уже поневоле приходили мысли о судах, которые сейчас необходимы для перевозки туда армии. Взять Кронштадт, взять Петроград, и Россия наша. Хотел ехать к Врангелю — тот тоже мог что-нибудь предпринять. Теперь приходилось ехать по другому поводу: французы решили избавиться от русской армии. Начали с казаков, расположившихся на острове Лемнос. Затем распустили слух, что с 1 апреля прекращается выдача пайка. А когда Кутепов уехал, возник ещё слух: обратно из Константинополя его не выпустят.

Когда Кронштадт ещё вселял надежды, естественно, возникали мысли о своём месте в будущих событиях. Кутепов чувствовал недоброжелательное отношение Врангеля ещё с весны, когда решался вопрос, кто заменит Деникина. Конечно, ему нашептали, что Кутепов рвался к власти, и если бы сейчас снова создавалась армия, Главнокомандующий мог и не дать ему заслуженное место. Теперь хорошо, потому что всё очень плохо, и без Кутепова не будет Галлиполи, не будет армии.

Клочок российской территории, принадлежащий Белой армии, — яхта «Лукулл», на которой жил и работал Врангель. Здесь помещалось человек-50—60 команды, конвоя, штаба. Здесь Главнокомандующий принял и Кутепова.

По традиции подали самовар, водку, калачи — истинная Россия здесь!

   — Итак, Александр Павлович, с тяжёлым сердцем приходится признать, что единственной реальной антибольшевистской силой сегодня опять является наша с вами армия.

«Наша с вами», — мысленно отметил Кутепов.

   — Я знаю о тяжёлом положении в лагере, — продолжал Врангель, — и принимаю меры. Прежде всего — деньги. Основные денежные средства находятся в руках бывших послов бывшей России. Они образовали Совет послов, а при нём — Финансовый совет, куда вошли представители некоторых общественных организаций, например, Красного Креста, но, к сожалению, нас, представителей Главного армейского командования, не пригласили. Поэтому пришлось вести напряжённые переговоры с французами, и удалось договориться, что в ближайшие месяцы паек будет регулярно поступать, и наша армия, в том числе и казаки, не будет подвергаться каким-либо административным ограничениям.

   — Будем надеяться на это, — сказал Кутепов, прекрасно зная, что французы обычно договариваются лично с ним, а не с Врангелем. — Трудности с продовольствием не только отрицательно влияют на настроение армии, но и используются агитаторами, в том числе и большевистскими.

А таковые появляются. Бели вы обо всём договорились, то я могу возвращаться.

   — Я договорился, но, по-моему, вам следует здесь, в Константинополе, посетить начальника штаба французских войск — генерала Депре.

   — Так я и сделаю.

Кутепов знал цену врангелевским договорённостям, но его волновало ещё и другое, может быть, даже более важное, чем продукты или армия. Чья это армия? Главнокомандующий известен — Врангель, хотя французы и не пускают его в Галлиполи. А кто над ним? Кому он подчинён? В Крыму был Верховным правителем, а теперь Верховный правитель яхты «Лукулл»?

   — Пётр Николаевич, я получил документ о создании Русского совета и хотел бы уточнить?

Зачем он придумал этот Совет. Ведь в эмиграции живут и здравствуют многие представители бывшей законной российской власти: и великие князья Романовы, и известные депутаты Государственной думы, и члены Учредительного собрания, — а он создаёт какой-то свой непонятный политический орган.

Врангель объяснял многословно, и его объяснения не раскрывали истинной цели создания Совета. Говорил о необходимости объединения истинных патриотов, о привлечении различных антибольшевистских партий — от социал-демократов, меньшевиков до умеренно правых.