— Дорогая, — сказал он, подступая к ней ближе и закрывая ее от ветра своим телом. — Ты еще очень слаба. Тебе нужно восстановить силы. Подожди немного, скоро ты увидишь наш лагерь. У нас есть хороший повар, и мы всегда переодеваемся к обеду. А дом у нас будет, чудесный дом, вот увидишь. Как только мы пересадим все саженцы, сразу начнем строительство дома.
Он положил ей руку на плечо и почувствовал, как она напряглась.
«Ну вот, — с грустью подумал он. — Все начинается снова. Его одинокие ночи в постели, в то время когда он сходил с ума от желания к собственной жене; он овладевал ею с закрытыми глазами, чтобы не видеть выражения ее лица. После этого Роуз лежала как раненый олень, безмолвно коря его за свое истерзанное тело, вызывая в его душе ничем не заслуженное чувство вины. Он надеялся, что со временем это пройдет, что она научится получать удовольствие от занятий любовью. Но вместо этого ее неприятие к сексу, казалось, росло с каждым разом, и он не знал, что с этим делать.
— Пошли, дорогая, — сказал он. — Присоединимся к другим.
Роуз сперва подошла к миссис Пемброук и взяла у нее ребенка. Уложив Мону между горностаевой муфтой и мягким мехом пальто, Роуз последовала следом за мужем вниз по травяному склону, к месту, где стояли и разговаривали остальные.
Отсюда были хорошо видны небольшие хижины, расположенные на широком, ровном берегу реки, в ста футах от нее. Маленькая девочка пасла небольшое стадо коз; беременная женщина доила корову; другие копошились в маленьких огородах. «Какая чудесная картина», — подумала Роуз.
— Ни за что не догадаетесь, что я собираюсь сделать с этим клочком земли, — сказал Валентин. — Здесь будет поле для игры в поло.
— Ох, Валентин! — рассмеялась Грейс. — Ты не успокоишься, пока не сделаешь из Африки вторую Англию!
— А хватит ли места для игрового поля? — спросил Джеймс.
— Ну, придется, конечно, снести те хижины и выкорчевать то фиговое дерево.
Они замолчали и прислушались к легкому дождику, начавшему барабанить по листьям окружающих их деревьев. Каждый мысленно видел огромную кофейную плантацию, которой предстояло родиться на месте этой долины, и больницу, которую собиралась построить Грейс на берегу реки. Леди Роуз, державшая ребенка, смотрела вниз на африканскую деревню.
Из одной хижины вышла молодая женщина в шкурах и нитках бус. Она пересекла земельный участок, и Роуз увидела ребенка, которого та несла за спиной.
Африканка резко остановилась, будто почувствовала, что за ней наблюдают, и посмотрела вверх. С высоты холма на нее взирало привидение в белом.
Две женщины, казалось, не отрывали взгляда друг от друга целую вечность.
4
Войдя в хижину, молодая женщина уважительно сказала:
— Не най, Вачера. Это я, Вачера, — и протянула пожилой женщине тыквенную бутыль с пивом из сахарного тростника.
Перед тем как сделать глоток, старая женщина пролила несколько капель напитка на грязный пол хижины — для предков, затем произнесла:
— Сегодня я расскажу тебе о временах, когда женщины правили миром, а мужчины были нашими рабами.
Они сидели в полумраке, так как свет в комнату поступал только через открытую дверь: окон в стенах круглой хижины, построенной из грязи и коровьего навоза, не было. Дождь барабанил по папирусной крыше хижины. Согласно традиции кикую, старуха Вачера передавала наследие своих предков старшей дочери своего сына. Наставление началось с уроков магии и знахарства, так как Вачера была знахаркой и повивальной бабкой клана, хранительницей наследия предков и стражем истории племени. В один прекрасный день эта девушка, молодая жена, несущая за спиной своего первенца, займет ее место.
Слушая голос своей бабушки, вещающей в полумраке хижины, как это делали бабушки предыдущих поколений, молодая Вачера сгорала от нетерпения. Она хотела задать ей вопрос о белом призраке на холме, но прервать старшего брата было делом немыслимым.
Голос пожилой женщины был по-старчески хриплым; говорила она нараспев, покачиваясь из стороны в сторону, что заставляло нитки бус на ее бритой голове тихонько постукивать. Время от времени она наклонялась вперед и помешивала варящийся на огне суп.
— Сегодня мы называем своих мужей по традиции племени кикую господами и хозяевами, — говорила она своей внучке. — Мужчины повелевают нами; они вправе делать с нами все, что пожелают. Но помни, дочь моего сына, что наш народ зовет себя Детьми Мамби, Первой Женщины, и что девять кланов племени кикую были названы в честь девяти дочерей Мамби. Мы должны помнить, что женщины некогда были сильными и могущественными и что были времена, когда мы правили миром, и мужчины боялись нас.
Пока молодая женщина слушала и запоминала каждое слово своей наставницы, ее руки проворно плели новую корзину. Ее муж, Матенге, принес ей кору дерева моджио, но тут же ушел, поскольку мужчинам запрещалось присутствовать при плетении корзин.