Миражи

— Перестань. Не за что тебе извиняться. Ты ни в чем не виновата!

— Думаешь? А мне порой кажется, со мной что-то не так, раз это случилось в моей жизни. Раз подобные чувства могли возникнуть у человека, который с пеленок меня воспитывал.

— Это с Шараповым что-то не так, Юлька! Ему явно пора обратиться к психиатру, потому что с головой у него проблемы! А с тобой все хорошо! Все пройдет, надеюсь, забудется, и ты будешь счастливой, любимой и самой желанной… Я обещаю, все будет именно так! Ты особенная девочка, и судьба твоя будет такой же…

— Правда?

— Конечно! — кивнул Ариан.

И Юлька ему поверила.

Глава 12

Ариан никогда не любил бывать на похоронах. Жизнь казалась слишком короткой и в некотором роде даже бессмысленной, все равно ведь конец у всех один.

А сейчас он знал, его присутствие в доме Емельяновых неуместно и нежелательно, но оставить Юльку одну не мог. Поэтому рано утром отправил ребят из охраны в город за гвоздиками. Присев на краешек надувного матраса, несколько минут смотрел на лицо спящей девушки — измученное, осунувшееся, но такое же бесконечно прекрасное.

Они почти до рассвета просидели около костра, в который Ариан подбрасывал хворост, окутанные влажностью, поднимающейся от пруда, и горьковатой дымкой костра, погруженные в собственные мысли. Юля завернулась в плед, который Старовойтов принес из дома, а парень обнимал и слышал, как она вздыхает. Они не разговаривали, но он догадывался, о чем были ее мысли. Он же думал о ней… И чем больше думал, тем отчетливее понимал, все его сомнения и подозрения, что подспудно не давали покоя, обретали четкий смысл, в котором был почти уверен. И эта убежденность расставляла все точки над «i», все объясняла, но облегчения не приносила. Наоборот, было еще тяжелее. Ближе к рассвету Юлька все же уснула, парень почувствовал, как обмякло ее тело, дыхание стало глубже, ровнее. Тогда он подхватил девушку на руки и отнес в дом, поблагодарив Бога за небольшую передышку для нее.

А сейчас смотрел на нее и чувствовал, как от бесконечной жалости к этой девочке у него щемит сердце, а от несправедливости и невозможности повернуть время вспять перехватывает горло.

Он с неохотой коснулся ее плеча. Юля тут же распахнула глаза и села.

— Я уснула? Который час? — тут же спросила.

— Семь, — отозвался он, поднимаясь на ноги. — Сделать тебе кофе? — спросил он.

— Нет, не нужно. Мне надо идти… — сказала девушка, отбрасывая в сторону плед. — Наверное, мне все же стоило остаться дома. Это неправильно, они там, а я здесь, да еще и сплю.

— Юль, перестань! Не следует изводить себя, так и заболеть недолго… Твоего деда это уже не вернет, так устроена жизнь! Старые люди уходят, а молодым надо жить. Таков закон, другого не существует!

— Он мог бы еще пожить, если бы…

Парень ничего не ответил.

А Юля все поняла без слов.

В Сиреневую Слободу они поехали на машине, на заднем сиденье уже лежали гвоздики, пакет со спиртным и кое-какой едой. Один из охранников подсказал Старовойтову, что в деревне так принято, поэтому купил, что считал нужным. Ариан засунул в пакет деньги, понимая, что Емельяновым они не помешают.

В доме, как и вчера, было полно людей. Свои, родные, соседи, приятели деда, местные, которые его уважали и знали всю жизнь. Сегодня в доме уже не царили ощущения растерянности, потерянности, безнадежности и отчаяния.

Бабушка уже не разводила беспомощно руками, а на лице, испещренном многочисленными морщинками, застыла мучительная покорность судьбе. За ночь она, казалось, смирилась с той неизбежностью, которую внезапно преподнесла жизнь. Федора Николаевна то и дело заходила в зал и, не обращая ни на кого внимания, подходила к гробу с телом мужа, чтобы поправить борт пиджака в его костюме, легкое гипюровое покрывало, иконку в сложенных руках или просто, чтобы коснуться лица. Слезы крупными каплями падали из ее глаз, но она не замечала их. Потом уходила, чтобы на кухне вместе с дочками, невесткой и Маруськой Калининой, мамой Шурки, заниматься приготовлением поминального обеда.

Юльке было страшно переступить порог. Ощущение обособленности, от которого стыло сердце, не покидало ее. Дом был наполнен родными людьми, а она чувствовала себя совершенно одинокой и чужой. И если бы не Ариан, который готов был противостоять всем и вся, она, наверное, развернулась и убежала отсюда без оглядки. В этом огромном мире было только одно место, где она могла бы спастись, забившись в самый темный угол. Сиренево… Там и раньше ей все было близко, а сейчас и подавно. Она вошла в дом, чувствуя, как дрожат колени. Обернувшись, встретилась взглядом с Татьяной, которая ободряюще улыбнулась ей.

Остановившись у гроба деда, девушка положила цветы и опустилась на освободившееся место. Слезы душили ее и катились по щекам. Она плакала беззвучно, а перед мысленным взором стояло лицо деда, каким она видела его в последние дни, хмурое, озабоченное… Губы беззвучно шептали: «Простите меня», но легче от этого не становилось.

Она так и не встала с места, пока не приехал батюшка.