Миражи советского. Очерки современного кино

Посреди квартиры Дау в Институте — игрушечная лошадка. То ли качалка, то ли карусельная лошадь.

Возможно, потому что у Дау растет ребенок (детей в Институте мало, некоторых приносят сюда для опытов).

А может, чтобы напомнить: это не настоящая скачка, а всё-таки игра.

В «Парке культуры», вставной новелле из «Дау 4», Дау и Крупица стоят у огромного металлического ботинка на странной поверхности. Здесь, как в инопланетном пространстве, нарушена гравитация — люди стоят и ходят под почти невозможным углом, будто сгибаемые невидимой стихией. «Парк культуры» — пространство игры, правила которой задает искусство. Если очень постараться, оно нарушит все законы, включая законы физики.

Советское

Правда ли «Дау» — советский аттракцион?

Да и нет.

Это параллельная вселенная. Не реконструкция, не воспоминание.

Научные институты в СССР были такими вселенными. И в реальном мире, и в воображаемом, как представляли себе их те, у кого не было доступа.

Хржановский не упивается советским, не любуется им. Но и не мучает, не пытает советским своих подопечных (подопытных?). Он изучает советское, как это делал, начиная с «Нормы», его несостоявшийся соавтор Сорокин.

Если каждый день на завтрак, обед и ужин дают «норму», когда ты скажешь «хватит»?

Королевство. Замок

Советское привязано к времени, конкретной эпохе. «Дау» не о ней. О современности. О вечной завороженности советским. О реставрации. О культе. О неумирающем Сталине, нашем любимом кащее. И о вневременном, сказочном.

Как в зачине триеровского «Королевства»: «…прачек сменили врачи и ученые, лучшие умы государства и самая передовая технология. Чтобы увенчать свою работу, они назвали это место Королевством. Предстояло узнать, что такое жизнь, невежество и суеверие. Бастионы науки будут стоять недвижимо. Может быть, этот вызов был слишком наглым, а отрицание духа — слишком явным? Ибо холод и страсть вернулись. Стали видны легкие признаки усталости в этом здании, столь крепком в других отношениях. Никто этого не знал, но ворота Королевства открылись…»

Зачин для сказки, в русской традиции — давно замечено — созвучной «Кафке». Хржановский, осуществляя давнее bon mot, делает кафку былью. Институт — это и Королевство, и Замок.

В романе Кафки Землемер пытался, но не смог войти в непроницаемую цитадель. Писатель не знал, как разрешить придуманный им сюжет, и не закончил свою книгу. В фильме Хржановского войти в Замок значительно проще, чем выйти. Это Замок, увиденный и прожитый изнутри.

«Меня очень возбуждают неоконченные сочинения», — говорит Дау Крупице.

Фауст. Дон Жуан

«Я Фауст или Дон Жуан?» — вдруг задумывается Дау Он бесконечно соблазняет женщин, охотясь за идеалом, и ищет секрет бытия, заигрывая — вольно или невольно — со злом. Высшая власть и сила в Институте — Командор или Мефистофель? Не всё ли равно, если рано или поздно условный Ажиппо (грузный и грациозный одновременно, неуловимо похожий на дьявола Эмиля Яннингса в «Фаусте» Мурнау) возьмет Дау за руку, и они провалятся.

«Всё утопить».

Пушкин, автор нашего «Каменного гостя» и нашего «Фауста», — камертон «Дау», его стихи звучат в кадре и за кадром. От «Сказки о мертвой царевне» до «Евгения Онегина». Неудивительно: Дау находится в поисках абсолюта, а Пушкин и есть абсолют русского искусства, его философский камень.

Шариков

Неформальное название «Дау 10» — «Новый человек». Его поиски и формирование были главной лабораторной задачей советской власти. В шестичасовом «Дау 13» процесс показан завораживающе подробно. На дворе 1960-е, время либерализации. Сначала Ажиппо становится директором Института. Затем прессует, пугает, в буквальном смысле забривает налысо, как на зоне или в армии, молодых ученых, посмевших танцевать рок-н-ролл и курить травку. И они как по волшебству исчезают из пространства фильма. Вместо них сами собой появляются другие: тоже бритоголовые, оптимистичные бодрые крепыши. Комсомольцы. Это неонацисты Тесака. Они не проводят эксперименты, а с радостью становятся подопытными. Теперь в Институте — как в трэш-боевиках или комиксах — выводят «идеального солдата».

Тесак — Гомункул советского Фауста. Голем современного рабби Лёва. Новый человек выведен для уничтожения Института, и он выполнит свою задачу. Тесак — чудовище Франкенштейна. В переводе на русский — Шариков.

Рассказывают, что Тесак не сразу согласился убить свинью: сначала хотел кошку. «Вчера котов душили-душили».

Разрушение

Крупица и Дау играют в городки. Цель игры — разрушить сложную структуру, напоминающую модель молекулы. Крупица бьет без промаха. Дау всё время мажет мимо цели.

«Революции не было, — объясняет Крупица. — Был взрыв». Ему нравится говорить о катаклизмах, желать катастрофы. И ракетное топливо он хочет создать только для того, чтобы «набить жопу товарищу Берии». Крупица грезит о нашествии варваров. Пророчествует.