Старший Герман снимает о насилии и бессилии, маленьком человеке и неумолимой машине подавления. Младший — о бесплодных (а также бесплотных) усилиях любви. Старший — эпик, младший — романтик, ему по возрасту пока позволительно. Младший вырывается за рамки сталинской эпохи, коей до сих пор ограничивал себя старший: в «Гарпастуме» ныряет в невозможный Серебряный век, в «Бумажном солдате» вспоминает о веке Бронзовом, отгепельном. От нелепой футбольной идиллии двигается к несвершенной космической утопии. Утрачивая иллюзии, взрослеет. Из последователя становится наследником. Больше нет проблемы «тени отца Германа». Теперь младший и старший — полноценная, состоявшаяся творческая династия. Отныне сопоставлять потенциалы патриарха и правопреемника так же нелепо, как спорить о сравнительных достоинствах отца и сына Кранахов, Брейгелей, Беллини или Виварини. Чем больше Германов — тем
Тему преемственности поколений и наследия сталинской эры в отечественном кино открыл Тенгиз Абуладзе своим «Покаянием». Юношу Торнике, который отважился вырыть труп деда-изувера и предать его поруганию, там играл Мераб Нинидзе, позже эмигрировавший в Европу, снимавшийся в «Лунном папе» и «оскароносном» «Нигде в Африке». Выбор этого актера на главную роль в «Бумажном солдате» вряд ли случаен: Герман-младший, как и Торнике когда-то, тщится разрушить мир насилья до основанья. Сталинский лагерь, которого чудом избежал герой «Хрусталёва», здесь оборачивается декорацией страшноватого анекдота — зоной а-ля Тарковский, в которой охранники отстреливают… не политзаключенных, а ставших ненужными сторожевых собак. Жена врача приехала из спокойной Москвы в казахские степи, ищет гулящего супруга и случайно вместо засекреченного космодрома попадает за колючую проволоку, в расколдованное, обращенное в руины царство Кащея. Минутное содрогание — и путь продолжается, ведет ее в бесконтрольные пространства несбыточных надежд, где синхронно разыграются две трагикомедии.
Одна — бытовая: супруга и любовница делят интеллигента, которому не хватает смелости совершить выбор, да и вообще голова болит не о том («Взлетит? Не взлетит?»). Вторая — космическая: два пилота с трудом крутят педали допотопных велосипедов, едва двигаясь по степному бездорожью, один из них выкрикивает позже вошедшее в легенды «Поехали!». Событие века всё-таки состоится, зритель в курсе. Потому и «Восток» взмывает к небу на периферии, как далекая шутиха, пока главное, забытое Историей, вершится всё в той же степи. Под гром всесоюзного триумфа тихо догорает очередной
Самая чеховская из современных российских актрис Чулпан Хаматова сыграла здесь лучшую свою кинороль, наконец вылупившись из амплуа вечной девочки и вступив вместе со своим сверстником Германом в новую, взрослую фазу С ними в эту фазу вступает, пожалуй, весь наш кинематограф, уже овладевший богатым (и до недавнего времени забытым) языком лучшего советского кино и наконец способный сказать на этом языке что-то самостоятельное.
В течение года вышли два фильма, поразительно похожие друг на друга. Возникла даже ситуация конкуренции: за одним стояли лоббисты с Первого канала, за другим — с ВГТРК, символично победил Первый и «Время первых», зато «Салют-7» получил лучшую критику и более внушительные сборы. У одного за время съемок поменялся режиссер; другой стал первым коммерческим прорывом Клима Шипенко, два года спустя прославившегося сразу двумя нестандартными хитами — уже о современной России: «Текст» и «Холоп». Эта маленькая статья намеренно выстроена в форме сравнительной таблицы: драматургия контекста здесь не менее интересна, чем сами картины.
Пять отличий
«Салют-7» Клима Шипенко (2017), «Время первых» Дмитрия Киселёва (2017)