Постепенно раскрываются характеры всех четырех действующих лиц и обнаруживается, что у каждого есть свой внутренний невидимый (иногда для них самих) Чужой. Это природная хищность, готовность откусить руку, как только тебе дадут палец. Это животный эгоизм, привычно прикрываемый общественно-значимыми соображениями. Это беспощадность, выращенная с сиротливого детства — никто из них не помнит родителей, каждого усыновило государство. И, разумеется, оборотная сторона героизма, требующего принесения в жертву слабых, не дотянувших до звания героя. Потому что великие цели требуют не только самоотверженности, но и жестокости. Ведь советский человек — неожиданно сообщает «Спутник» — существо гибридное, он мало чем отличается от ксеноморфа. Само название фильма — слово, когда-то пришедшее во все языки мира из русского, — полвека назад знаменовало выход человечества на новый уровень. Сегодня же звучит иронически, обозначая то второе «я», которое каждый из нас носит в себе даже через четверть века после распада империи. Наш внутренний «чужой», давно ставший своим.
Понятно, что в таких обстоятельствах ждать хеппи-энда не приходится, пусть сам жанр к нему и взывает. Абраменко выходит из положения не без изящества. Взваливая все надежды (по канону «Чужого») на единственную женщину, оказавшуюся более сильной и стойкой, чем окружавшие ее мужчины, он почти напрямую цитирует «Место встречи изменить нельзя», любимый советский сериал, который наверняка смотрели и знали наизусть персонажи «Спутника». А те, кто читал первоисточник, роман братьев Вайнеров, возможно, вспомнят его название, дающее шанс на иное, светлое будущее: «Эра милосердия».
Улетевшие
«Мы не можем жить без космоса» Константина Бронзита (2014)
Долгое время — почти сто лет, начиная с ранних научно-фантастических романов, — стремление человечества в космос было неразрывно связано с прогрессом, с будущим. Когда все сроки предполагаемой утопии прошли, оно с ностальгией обернулось в космическое прошлое; по меньшей мере все новые российские фильмы смотрят именно туда, от авторских «Первых на Луне» и «Бумажного солдата» до коммерческих «Времени первых» и «Салюта-7».
Константин Бронзит первым в XXI веке сделал космос достоянием настоящего. И, если так можно сказать, Настоящего с большой буквы.
Его внешне простой, но именно по контрасту с карикатурной, почти схематичной, рисовкой ошарашивающий своей содержательной сложностью и глубиной короткий фильм «Мы не можем жить без космоса» стал настоящей сенсацией, добравшись до номинации на «Оскар». Это особенно важно не из-за значимости наград, а из-за контекста: Голливуд тоже в последние годы грезит космосом, разрываясь между ностальгией (возрожденные «Стартрек» или «Звездные войны») и мрачной футурологией («Аватар», «Интерстеллар»). Но именно Бронзит, отказавшись в своем двумерном малобюджетном мультфильме от любых технологических наворотов, возвращает космосу человеческое измерение.
«Мы не можем жить без космоса» — история одной прекрасной дружбы. Безымянные для нас стажеры Звёздного городка, № 1203 и № 1204, не могут жить друг без друга, а связывает их общая целеустремленность на пути к общей мечте — полету в космос. Первая половина фильма — хроника подготовки к возможной космической экспедиции. Отжимания, бассейн, центрифуга, здоровая пища в столовой, шахматы… Один — рыжий и круглоголовый, другой — брюнет с квадратным черепом; оставшись без присмотра строгих супервайзеров в белых халатах, они дурачатся, как мальчишки в пионерлагере. Задирают друг друга, бросаются едой, прыгают на кроватях в попытке застыть, остановиться в воздухе, ощутить долгожданную невесомость (и обретают ее во сне). Пока не наступает день полета. И вторая половина фильма.
№ 1203 улетел и почти сразу пропал без вести, исчез без следа. № 1204 исчез внутри своего скафандра, отказавшись его снимать. Он застревает в доспехах, не реагирует на сигналы, терпит увещевания и унижения, пока не истаивает, не исчезает весь внутри металлической оболочки. А его дух уносится сквозь дыру в потолке куда-то в космос, где его ждет друг в таком же скафандре.
Реальное и сюрреалистическое встречаются на территории условного. Вроде бы мы в некоем идеальном СССР: снежная погода, люди в тулупах и ушанках, жестокий антураж тренировок, бодрые позывные «Время, вперед!» за кадром; вместе с тем для немногочисленных надписей используется английский язык, реплики отсутствуют вовсе. В любом