Миражи таёжного озера (СИ)

— Но как? Как вы узнали? — Ева знала точно, что телефоном та отродясь не пользовалась, а в общину дед Миша никогда не ходил. Но не прилетела же она к ним на метле?! А если даже и так, с ее-то способностями, то как узнала?

Ева ничего не понимала. А Галина снова усмехнулась и подвинула к той кружку с чаем.

— Тебе идет Ева быть женщиной. Вот ты и стала взрослой.

Ева покраснела как спелый томат. Поймала смущенный взгляд деда Миши и робкий баб Дуси и вспыхнула как от огня. Митя рядом вздохнул.

Облизнула пересохшие губы, заерзала на месте и зря, потому как низ живота отозвался тихой болью.

— Как вы здесь? — снова повторила свой вопрос Ева, чуть заикаясь. Хотелось встать и слинять с глаз долой, но на девичьи дурости времени не было.

Галина улыбнулась.

— Пей и собирайся. Вместе в общину пойдем. Ты ведь это планировала сделать?

Митя напрягся, хотел возразить, но Ева с силой сжала его руку.

— Так вы за мной?

— И за тобой тоже. Времени мало, Ева. Сейчас здесь поможем и сразу пойдем.

Из глубины дома раздался тихий рык, потом стон — такой отчаянный, что сердце зашлось болью. Все, кто сидел за столом переглянулись. Дед Миша судорожно вздохнул, хватаясь за сердце.

— Что с профессором? — спросил Митя. — Скажите, как есть. Вы по его душу пришли?

Ева вскинула голову, изучая Галину взглядом. Назвать ее старой язык не поворачивался, а уж мертвой и подавно. Да на ее щеках даже расцвел румянец! Уму непостижимо!

— Объясните, пожалуйста, — попросила Ева. — Я ничего не понимаю.

— Пойдем, поможете, — вместо ответа сказала она и поднялась из-за стола. — В доме двое, и им обоим нужна помощь.

Старики поднялись с места, но Галина остановила их жестом руки.

— Не надо. Дальше я сама.

В комнате хозяев на кровати лежал человек. Из-за плотно зашторенных окон Ева сначала не разглядела его, но когда подошла ближе, с шумом выдохнула. Незнакомец из леса, что приходил к охотничьему домику, лежал поперек матраса и тихо постанывал. Его била дрожь, и он цеплялся непослушными пальцами за край покрывала, пытаясь натянуть его на себя.

— Это кто? — спросила обескураженно Ева. — Их сын?

— Да. — Галина поднесла к его рту стакан с водой, в котором плавали какие-то травы, зашептала быстро-быстро какой-то заговор. Но сколько бы Ева не вслушивалась — слов разобрать не удалось. — Лярва вышла из него, оставив умирать.

— Он умрет?

— Скорее да. Я помогла, чем могла. Слишком долго он был по другую сторону.

— Надо провести обряд? Вы умеете?

Ева отчего-то была уверена — умеет.

— С ним уже поздно. А вот с вашим другом, еще можно. Кое-что я сделала еще ночью, но не мешало бы закрепить.

Все трое двинулись в комнату к профессору.

Казалось, тело разорвется на мелкие кусочки, когда его разъяренный одержимый взгляд упал на нагрудный крест. Измученный и меж тем зловещий вопль вырвался из его груди, и профессор упал на пол, тело забилось в судорогах, в ушах зазвенело, он не мог слышать её голоса, этот голос причинял ему адскую боль.

Но она продолжала читать свои молитвы, и от них все внутри переворачивалось, вибрировало, свербело, словно тысячи иголок вонзались под кожу.

— Прекрати! — хрип зловещий, не человеческий и он сам не узнает свой голос, как будто бы и не он говорит. — Убирайся! Хватит!

Вокруг темнота, ничего не разглядеть, но он чувствует, что вслепую идет куда-то, ударяется, ползет на её голос. Молитвы. Шепот. Перед глазами мелькают буквы и образы, и снова темнота.

— Хватит! — голос не его, но это он кричит. Он тоже молит, молит о спасении, молит о тишине. — Замолчи!

Неужели она не слышит его. Откуда она взялась? Кто эта женщина с набожным светом в глазах?!

Ему нужна тишина, только так он сможет успокоиться, только так боль отступит! Как же она слепа, тупая дура! Её монотонный стих причиняет ему неимоверную боль, она, верно, хочет убить его этим. Мучала всю ночь и теперь снова!

— Пожалуйста! — голос все еще разъяренный, но уже тихий. Сил нет ни двигаться, ни кричать, ни бороться. Вроде отдаляется, её стих все тише, как же хорошо. И снова он летит куда-то, проваливается в еще большую кромешную темноту, в бездну…

…Он снова видел себя в той комнате.

Катенька сидела на полу и раскачивалась из стороны в сторону, тело её содрогалось. Теперь он знал, что она чувствует. Эмоции, не подвластные контролю: страх, боль, отчаянье. Все смешалось в кровавом калейдоскопе.

На мгновение комната погрузилось во тьму, а когда он вновь увидел себя со стороны, Катенька уже сидела за столом.

Ее давно вышедший из моды наряд был мокрый, грязный, то и дело прилипал к худому костлявому телу, по бледному измученному лицу текли слезы, руки дрожали, но тем не менее, она нашла в себе силы, чтобы взять в руку карандаш. Тот поскрипывал, стонал, соприкасаясь с бумагой.

Вениамин Борисович подошел к ней сзади, почти вплотную. Катенька вдруг повернула голову, посмотрела на него.

— Я убила их!

— Кого? — Христофоров от неожиданности сделал шаг назад.

Катенька развернулась к нему полубоком.