Мириад островов

— Слишком ты не от здешних корней, вот и не понимаешь, — покачал тюрбаном кади. — Словами, увы, тут не отделаешься. Надо, чтобы через плоть твою сие знание прошло. Вот и говорили мне все тебя встречавшие: и добра-то ты, и смела, и разумна, а как дойдёт до очевидного и младенцу — отпрядываешь в страхе или не умеешь конца с концом свести.

— То человек человеком, то последняя дурища, — подтвердила женщина.

— Кто так тебя заклеймил? Рауди ибн Яхья?

— Да уж и не помню.

— Покрываешь его.

— Как и он меня. К чему теперь прятаться.

— Ты понимаешь, что в Верте нет территории, свободной от допросов? В отличие от Рутена, где стражник, арестовывая, проговаривает стандартную фразу?

— В том смысле, что «каждое ваше слово может быть обращено против вас»? Да. Я врежу себе чистосердечием?

— Нет. Но и не помогаешь.

— Это у нас разве не частная беседа? В смысле неофициальная. Предварительная.

— Нет. Просто мягкая. Из уважения к твоим заслугам.

— Кажется, вы могли погодить, пока я не воспитаю своих собственных внуков, — печально усмехнулась Галина. — Из уважения к моим заслугам. Хотя не буду чваниться: не столь они велики.

— Вот тут как раз напротив. В этих делах ты не была рутенкой. Что стоит куда как многого.

— Тогда почему мне не дают ни малейшей поблажки…отсрочки?

Еле поправилась. Поблажек, судя по всему, ей накидали хренову кучу.

— Я так думаю, отсрочка будет не такой долгой. Кажется, моя болезнь скоро изъест меня изнутри.

— Суд уже идёт. Он начался куда раньше, чем я переступил порог твой темницы. Приговор есть плод, созревающий на древе суда. Рассуди сама: как можно отсрочить сходное с природным?

— В Рутене считают природное врагом человеческого.

— Ты сгущаешь краски. Не может такого быть — жители того места лишь не замечают очевидностей. Неверующий по своей сути рутенец живёт в хаосе, не замечая того. Думает, что единственный в мире порядок — его собственный. На самом деле уже у его необученной природы есть некий баланс, некая равновесность, и следующий шаг не выбирается простым броском костей. Ныне природа Рутена сторонится людей и отступает, тем самым натягивая тетиву лука. Но стрела неизбежно ударит.

— А в Верте такого не хотят. Для обеих стран. И способны передавать своё Равновесие дальще.

Салахэддин радостно кивнул:

— Ты поняла. Это исхоженная вдоль и поперёк истина, но так, как ты произнесла эти слова, говорят лишь озарённые. А теперь я прочту тебе твою будущую судьбу. Кара твой неизбежна вовсе не потому, что мы жестоки не склонны прощать. Но потому что тебя притягивает, желает для себя земля Вертдома. Что я и мои помощники можем сделать? Если тебя казнят неправедно, ты попадёшь в рай, мы, твои судьи, и без того отягощённые смертями других, — в мерцающий ад. Надеюсь, он сможет повернуться к нам другой стороной и в конце выпустить наверх. Всё это, ручаюсь, тебе уже говорили. Но если тебяс не казнят, когда казнь справедлива, то земля возмутится и восстанет против всех. Ты видела, как это бывает.

— Я умру не за грех — за Рутен. Потому что Верт создан, чтобы держать собой Большую Землю.

Кади покачал головой:

— Только не думай, что мы вымогаем у тебя кровь. Что не ищем легчайшего пути для Гали бану Алексийа.

«Вот как, значит, они работали с отцом».

— Твоя вина безусловна. Брак, заключённый опрометчиво и по настоянию одной стороны. Упрямство и непонимание намёков, что направлены были к вящей твоей пользе. Дитя, зачатое и выношенное в искажённом твоей порочностью мире — и себе на пагубу. Закон тут не терпит двусмыслицы: нужен выкуп беды всей твоей жизнью. Ты слушаешь меня спокойно?

— Да, но внутри меня всё бунтует. Прости. Жизнь — она так хороша.

— Ты верно о ней полагаешь. Она великолепна — но прекрасна лишь в своих мимолетных набросках, эскизах, а не как долговременная и благоустроенная длительность человека. В ней самой заключено и вечное стремление человека убежать от самого себя в сторону смерти. Оттого Запределье наше так изменчиво и двулико.

— Так смерть не страшна?

— Во всяком случае, она — большее благо для человека, чем заключение. Не твоё — всеобщее. Любая тюрьма не отличается от воли в принципе. Ведь большинство людей добровольно ограничивает себя неким фантомом: воздвигает вокруг себя стены нравственности, обычая, закона. Тебя не удивляет, что я, так сказать, рублю сук, на котором воссел?

— Может быть. Но я слушаю.

— Теперь ты близка к пониманию сути. В истинном мире нельзя ни убыстрять, ни замедлять, ни погонять, ни торопить. Всему есть место и своё время на земле.

И с этой цитатой из Кохелета судья удалился.