Здесь, по всем певческим правилам, необходимо было, наоборот, поднять последнюю ноту — две параллельных ноты — как можно выше и держать.
— Лихо! — выразился Михаил. — Ну, бог вам в помощь, а я такого витийства не выдержу. Мне бы родное, россиянское.
— Так я и его знаю, — сказала Галина. — Вот память! Не помнила, оказывается, даже сам факт того, что помню. Ну, неуклюже, но вы поняли?
Помедлила, собираясь.
— Только это не для такого времени года. Начало весны.
Самое начало марта. Женский день. Мама.
— Ну, круто! — захлопал в ладони Михаил. — Это ж феминистский гимнец, правда. Так два года назад в Рутене считалось. Я ведь позже тебя с твоим отцом сюда проник.
— А что — феминистское плохо?
— Вот не говорил такого. Только на исторической родине такой накат пошёл, будет тебе Галочка, известно. Скоро волками будут вашу сестру фемину травить. Или как волков. Нео-лепра, Белая Хворь и в самом деле женская болезнь. В том смысле, что гемофилия — мужская. То есть кровоточивость переносят женщины, а новую проказу — мужчины. На своём конце.
— Пожалуйста, не говори грубости при моей сэнье, — очень спокойным тоном сказал Орихалхо.
— Вижу, что твоя, — и чего? Я же мужик и толкую по-мужски прямо. В общем, если запретить нам с ними сношаться, то поредевшее человечество и вообще вымрет. Потому и наступили так на баб, которые гнушаются мужиков. Кой прок нашей планете в том, что они друг друга благотворят, ведь так все жёнки друг друга перепортят, нам не останется.
— Логика, — проговорила Галина. — Может, нас посадить за стальную решётку или хрустальное стекло? А выдавать строго по списку?
— Что ты так корёжишься, детка, — ответил рутенец. — Здесь, что ли, тебе чистым мёдом намазано? Неужели неохота наших родных песен поучить?
— Сэнья, — предупредил Орихалхо. — если Михаэль так просто будет говорить о значительных вещах, мне лучше не знать. Не для моих ушей.
И сделал еле заметный жест: коснулся средним пальцем кончика ушной раковины, века и губ. «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».
Наполовину забытый знак, которым не владели рутенцы из отцова окружения. Зато использовали все остальные — вплоть до хозяйки их гостиницы. Галина была приметчива, да и выделяли её особо — не кичилась, не гребла к себе. Ну и — тут она сама себе не рисковала признаться — некто высокий имел на неё свои виды.
«За горами, за долами бесы мечут в небо пламя». Вулканы. Скондцы. Асасины.
«Орри из них? Изувер? Фанатик?»
Это было смутно. Это имело на удивление привлекательный запах.
Галине понадобилось не более минуты, чтобы решиться отпустить события.
— Иди, если хочешь, Орри.
Когда за ним закрылась дверь, сразу задала вопрос:
— Михаил, такая гитара большая. А мы с папой даже узелка не собрали — здешние купцы нам на месте приготовили.
— Верно, умница. Она из России. Уметь надо. Ты вот не знаешь, что вертская высокая кровь взад-вперёд легко юзает, одни мы не умеем? Вот и можно вежливенько попросить. Услуга за услугу.
— Какую? — спросила Галина тихим голосом.
— Скажу — будешь слушать?
Это было уже вертдомским словесным оборотом: если выдам тайну, тебя она обяжет.
— Буду.
— Здесь водятся ведьмы. Не смейся — самые настоящие. Про одну из их королевского триумвирата слыхала? Эстрелья, Библис, Стелламарис.
— Королева-мать Кьяртана, королева-вдова его деда Ортоса, почётная нянька. Знаю.
— Первая — палачиха. Нет, правда. Из этого рода. Вторая — шлюха — главная из дочерей Энунны, или Геоны там Эрешки… Священная проститутка. И третья — ведьма-оборотень. Не верь, если хочешь, но я сам видел, что она оборачивалась мечом и головы рубила.
— Не слишком ли у тебя…