Мириад островов

— Гали, — спокойно пояснила Орихалхо, — дочери богини Энунны — это сакердотессы, священные куртизанки. Они становятся на перекрёстке с открытыми лицами и в богатых нарядах, которые скрывают тело и подчёркивают телесные формы. Они уходят с мужчиной за немалую плату и за плату же обучают прочих женщин искусству соития и верного зачатия. Но никто не смеет говорить им дерзости. Даже самые истые и правоверные мухаммадийя вынуждены их терпеть. Считается, что почитательницы Великой Матери укрощают гнев подземного мира.

— А ты такому тоже веришь?

— У нас море не так сильно колышется, когда горы трясутся, — пожала плечами Орихалко. — То есть, конечно, бывают такие волны, что за один приём смывают половину прибрежья. Мы больше озабочены небом. Знаешь, почему после Книжника Филиппа и его друзей к нам не прилетают рутенские летуны? Небо стало твердью и снизилось.

— Чудеса да и только.

— Но это и неплохо. Меня учили, что такое воздушные снаряды, — ответила морянка. — Торпеды и бомбы с ядовитой начинкой. Вертдом, я так считаю, оберегает себя не одними человеческими руками.

Так беседуя, двигались они от утра к короткому полуденному привалу, а потом к долгой ночёвке, на которой молодые воины соорудили большой костёр и сытный обед, стреножили лошадей и пустили попастись, а для обеих женщин натянули палатку и бросили на траву плотный скондский ковёр из войлока.

Внутри обе женщины неторопливо высвобождаются изо всех одежд, не отрывая взглядов друг от друга.

Предрешено. Запечатано. Начертано в будущей Книге.

«Это уже случилось. Этого еще никогда не случалось. Лучше так — или иначе, когда не было прямых речей и обоюдного согласия, ни поцелуев в губы, ни ласк — ничего не было, кроме острого клинка и близкой смерти?»

Говоря так в уме, Галина подошла совсем близко, протянула руку, резко провела указательным пальцем по животу, по вертикальному шраму, начинающемуся сразу от пупка и пропавшему в курчавой заросли:

— Вот это. Было очень больно?

— Можно было терпеть и не сойти оттого с ума. Операцию делал не настоящий лекарь, а мужчина из Защитников, они доки в маковом зелье. Если бы не то, что палаш раньше вывернул мне всё нутро, было бы легче. Хотя я, пожалуй, не однажды теряла сознание.

— А это.

Пальцы Галины сомкнулись некрепким кольцом вокруг трепещущего стержня.

— Не дивись. Не пугайся. То, чем обладают наши мужчины, не так уж больше моего. Хотя — более дерзко по натуре.

— Куда больше, чем я?

Ковёр, не который они повалились, как срубленные деревья. Не размыкая рук.

— Почему ты целуешься носом, как дикарка, Орихалхо?

— Рот, губы и язык — для иного. Для ушных мочек… для лебяжьей шеи… для ложбинки меж грудей… для сосков, похожих не на мой терн, а на сладкую землянику… для каждого из пальцев на руках…для глубоко вдавленного клейма, знака твоего рождения на свет… для дорожки, поросшей тончайшим волосом, где нет никакого шрама…

— Прошу тебя. Не говори больше.

Потому что между ними всё сказано без слов. Исполнено и наполнено.

Говорит мужу гран-сэнья Марион:

— Странные дела происходят в нашем малом мире, и странные вести прилетают сюда на голубиных крыльях. Вовсе не для того скрытно вручила я рутенской сэнье королевский «дар для передариванья», чтобы она стала в предстоящем брачном союзе тем, кем стала. Ибо он означает малое дитя так же, как длинный, прекрасно отточенный клинок означает зрелого мужа.

— Не наше дело следить за тем, как исполняется предначертанное, — говорит сьёр Энгерран. — Потому что проявиться-то на свет всё оно проявляется и истинную природу человека показывает, но не всегда бывает это к счастью.

Авантюра девятая

С первого дня, если не с первых часов путешествия в сторону Сконда рутенка поняла, что роли Орихалхо и её самой изменились в точности до наоборот. Ну, разумеется, на её подругу никто уже давно не смотрел как на приложение к экипажу и лошадям и даже на беззаветного охранника царственной плоти. Но вот то, что её, высокую сэнью Гали и по факту предводителя группы, сходу начали цукать словно новобранца, оказалось довольно-таки неприятным сюрпризом.

(И да, где-то на задворках сознания мигом закрутилось: «Мы же в любовном союзе, Орри могла бы и поблажку дать». А вот фигушки тебе.)

В общем, едва позволили охолонуть от столичных треволнений. Растолкали на самом раннем рассвете, ещё рыхлую от любовных ласк, сунули в руки кремень и связанное с ним бечёвкой нечто — вроде частого напильничка из стали. Огниво, как в сказке Андерсена. И трут выложили перед носом. Сказали:

— Иди костёр разжигай. Парни уже хворосту понатаскали, за водой сходили, перебрали разные крупы. Травок придорожных добавить, старого сальца, под седлом выдержанного, — замечательный артельный кулёш получится.