Мириад островов

Посмотрела на голую, тощую, как белая китайская редька, подругу и смилостивилась:

— Поди завернись в простыню до подмышек, чтобы до времени не показывать, чем ты худо-бедно отличаешься от остальных.

Всё-таки когда настала пора смывать с себя пот, им обеим было оказано снисхождение: появились солидные клиенты, не желающие иметь никакого отношения к развесёлой и чуточку нагловатой компании бастардов, пьяной без вина. Их быстро направляли в малые кабинеты для дружеских и деловых встреч, и Орихалхо, узрев такое неравноправие, захватила для них с Галиной крошечную келью с неглубокой ванной, в которой плавали цветочные лепестки, и лежанкой на две персоны. Договорилась кстати, что кофе со всем, что к нему причитается, подадут прямо на место, а слепорожденного массажиста заменят на массажистку, которая не прочь заработать лишний дирхам (равный аж четверти серебряника).

— Это не для тебя, если не хочешь блистать своими плешками. Хотя зря отказываешься, ох, зря. И заразу не разнесёт — для каждого у неё особые перчатки и отдельный флакончик с маслом, — и здоровья тебе прибавит. Я после такой разминки двоих наших мужчин могу побороть.

Но Галина не поддалась искушению. Только плавала, давно уже чистая, в чуть замыленной водице, которая поразительно долго сохраняла приятное тепло, и с ехидством смотрела, как коренастая бабёнка отплясывает джигу на костях распростёртой ничком Орри, до того размолотив ей мышцы в полнейший кисель.

Оставшись одни, девушки занялись любовью, а немного позже с наслаждением пили из чашечек густо-коричневый напиток, закусывая хинную горечь жирным, хрустящим и тягуче-приторным.

— У нас в Рутене и машины есть для того, чтобы прогонять пар через порошок, и уйма разных технологий, все сладкие: под пенкой, на воде, на молоке, на песке…Ой. Я малость перепутала, это турочку на горячий песок ставят. Вот не думала, что можно так просто — и так вкусно.

— На контрасте работает, — объяснила Орри. — Горькое — сладкое. Чтобы его создать, нужно мастерство никак не меньшее, чем сготовить кофе сам по себе.

Приятную во всех отношениях беседу перебил азартный шум голосов из укромного пространства, находящегося рядом с ними. Что слегка озадачивало — в нём не слышалось ничего похожего на сладострастие того или иного толка.

— Орри, что там у нас рядом?

О, я снова забыла. Последний официальный визит был, увы, года два назад. Ночью деловые люди столицы и их гости занимаются такими вещами, какие неприлично показывать дню. Совершают хитроумные сделки, оговаривают условия, на каких пойдет контрабанда из Рутена, дают деньги в рост…

— Как я помню, последним у нас в так называемые Средние века евреи занимались. И дело считалось очень сомнительным.

— Иудеи в Верте числятся по тому же разряду, что и нохрийцы. И те, и другие с равным искусством манипулируют своими земными святынями и своей прибылью.

— Вот, значит, у кого ты свои векселя обналичиваешь?

Орихалхо чуть помрачнела:

— Я тебе во всём дам отчёт, но — не кажется ли тебе, что мы не так проводим время?

— Орри, для меня отцовы накопления немногим больше дорожной пыли. А ты расточаешь своё жалованье. Вот отыщу сейчас какого-нибудь… ах, менялу, что ли? И напишу на твоё имя дарственную.

— Сейчас? — рассмеялась морянка. — В таком наряде и настроении ума?

Теперь смеялись обе.

А потом похоже, что заснули, — и никто отчего-то не беспокоил странников.

«Ну нет, я так эти дела не оставлю, — думала в полусне рутенка. — Позже настою на своём или даже одна схожу к юристу… Как их тут именуют? Кади?»

На рассвете им всем принесли одежду: отпаренную, выглаженную, по необходимости заштопанную — и такую тесную, что едва напялилась на влажное тело.

И все они отбыли в малое паломничество — как и должно, пешком, сами чистые, в чистой одежде, с чистыми помыслами и условно чистым от грубой еды желудком.

В розовеющем свете зари город был прекрасен. Низкие дома, по самую плоскую крышу погружённые в лиственное пламя. Храмы трёх главных религий с островерхими колоколенками и минаретами. Молельные дома для мужчин и широко раскинувшиеся двухэтажные дворцы для женских собраний: с колоннадами, как Парфенон, или огромными окнами бесценной работы. «Делали на островах, — поясняла Орри. — Сколько в них рутенского — никто не знает». Кварталы мастеров — десятка два-три домов, собранных в неправильный четырехугольник, с семейными общежитиями, цехами, дворами для ребятишек, мечетью или часовенкой посередине.