По спине Юэль бежали струйки пота. Ей передался ужас детей, скорчившихся в углах, полузасыпанных песком. Она чувствовала напряжение мужчин. Понимала настороженность женщин: неверная нота – и певунья исчезнет в песчаном водовороте.
Алгуан поперхнулась: случайная соринка вызвала удушье. Судорога потрясла ее тело, сухой резкий кашель вырвался из горла, заглушив нежное пение Оймы. Миг – и песок разверзся у самых ног Алгуан. Красный отблеск упал на ее лицо, словно огненная река уже завладела жертвой.
Ильтс закричал. Сузившаяся воронка распахнулась во всю ширь. Казалось, в ней исчезнут и Алгуан с Оймой, и дети, застывшие рядом, и сам Ильтс.
Юэль прижала обе ладони к губам, чтобы не заорать во весь голос. Малейший звук нарушал равновесие, мог оказаться роковым.
Ойма запела на самых высоких нотах. Голос отражался от стен, усиливаясь многократно – словно гора обратилась в колокол, и языком этого колокала стала Ойма. Воронка уменьшилась. Ильтс рванулся к матери. В ту же секунду чаша песчаного водоворота качнулась к нему.
Оцепенев, Юэль видела, как шкура, на которой стоял Ильтс скользит по песку. Ползет вниз все быстрее и быстрее. Ильтс отскочил. Назад и вверх, на камень. Юэль в жизни бы не поверила, что можно совершить такой прыжок.
Ойма возвысила голос. Резкая пронзительная нота пронизала насквозь гору и эхом разнеслась по всей лощине. Эту ноту подхватила Алгуан, подавив приступ кашля.
Стены сотряслись последний раз и замерли. Песчаная воронка съежилась, а потом совсем исчезла. Наступила мертвая тишина.
Ильтс сел на камень, вытирая мокрое лицо. Женщины кинулись к детям, стряхивая песок, ощупывая малышей – не ранен ли кто. Ойма и Алгуан смотрели на Ильтса. Юэль не успела еще понять, почему в их взглядах больше горя, чем радости. Седой пастух встал и подошел к Ильтсу. Голос флорентинца был сух, ровен и безжалостен:
– Ты кричал в час беды. Ты должен уйти.
– Охотно, – огрызнулся Ильтс. – Ноги моей не будет на этой проклятой земле. Какой я глупец, что вернулся сюда.
Он натянул куртку и скомандовал Юэль:
– Идем.
Она нерешительно поднялась, ошеломленная столь внезапным и кратким прощанием.
Ильтс подошел к матери, крепко сдавил ее руку.
– Летим со мной. Рано или поздно я получу гражданство и…
– Нет, Ильтс, – мягко ответила она. – Здесь мой мир. Я готовлю еду, учу детей взбивать масло и варить сыр. Пою, останавливая камни. Наверное, я и рождена для этого.
– А я должен умирать от страха за тебя?
Сереброволосая женщина мягко улыбнулась и обняла сына.
– Я ведь тоже умирала от страха за тебя… когда ты был маленьким. Да и теперь… Когда любишь, боишься потерять.
– Я не хочу бояться за своих детей.
– Судьбу нельзя обмануть. Беда настигнет и в самом благополучном краю. От опасностей не скроешься. Их можно только преодолеть.
Ильтс зло тряхнул головой.
– Не понимаю твоего упрямства…
Флорентинка отстранилась и строго взглянула на него.
– Сын!
Он сразу умолк, опустив голову: на Флорентине со старшими не пререкались.
Юэль начала робко благодарить за гостеприимство. Ей ответили все, и все, включая детей, подошли проститься. Девушка старалась сказать добрые слова каждому. Особенно ласково она поговорила с Оймой. Женщина-пастух ответила не менее сердечно и вернулась месить лиловую глину.
Ильтс, будто что-то переломив в себе, подошел к ней.
– Ты спасла меня. Благодарю.
Впервые в глазах Оймы легкая насмешка пересилила обожание.
– Сколько раз мы спасали друг друга? Кажется, давно перестали считать.
«И такая женщина любит этого дурака Ильтса,» – в сердцах заключила Юэль.
Она последний раз огляделась. Матери укладывали детей, мужчины расчищали пещеру от упавших камней. Алгуан подливала воду в плошку с зеленым ростком. Ойма, позабыв о лиловой глине, провожала взглядом Ильтса.
Юэль вышла из пещеры. Ночной воздух был обжигающе-холоден. Ветер улегся, песок расстилался ровной пеленой. Черными громадами высились скалы, над ними будто протекал искрящийся поток – ярко сияли близкие звезды.
Девушка направилась к катеру, но Ильтс придержал ее за плечо.
– Осторожнее. Ночью кройнхи выходят на охоту.
Юэль вросла в землю: достаточно повидала на этой планете, чтобы серьезно отнестись к предупреждению Ильтса.
Он пощелкал кнопками на браслете, прожектор катера выпустил узкий луч света, и прямо у себя под ногами Юэль увидела два маленьких бугорка. Сразу покрылась испариной.
– Обойди, – сказал Ильтс. – Справа.
Она осторожно подалась в сторону. Ноги не слушались, она боялась – споткнется и угодит точно в нору кройнха. До катера было каких-то десять шагов, но еще ни один путь не казался Юэль длиннее. Она брела по песку, заново переживая ужас, испытанный в пещере. И вдруг вспомнила, как на Фригии, проснувшись в башне кот-коххов, ощутила дрожь каменных стен и услышала смутный хор голосов.
Она остановилась от удивления. «Почудилось? Нет, в ту ночь Ильтс не спал и тоже все слышал. Вот почему испугался – вспомнил Флорентину, дрожь земли, женское пение. Фригия… Неужели на Фригии творится такой же ужас? Не может быть!»