Мириады миров

Теперь он должен вернуться на корабль и ответить на вызов Аграва. А потом – отправиться в замок Хэшки и Тройма, потребовать выдачи Соэла (одного или вместе с капитаном Рэном – это уж как решит Аграв). Хэшка обещала, что не станет их защищать, а кот-коххи не врут. Ильтс криво усмехнулся: он тоже не наивен – никто не помешает беглецам самим защищаться. Защищаться отчаянно, ведь речь пойдет об их жизни.

Предстоит нелегкая схватка, необходимо быть уверенным в собственных силах. Поэтому следует спокойно переждать буран в катере, а не бросаться сломя голову в снежную круговерть. Четырнадцать долгих лет он старался заслужить нэтийское гражданство, и теперь не может проиграть.

Ильтс отключил маяк, все еще звеневший серебристыми трелями, сдернул с виска ненужный приемник, потуже затянул капюшон. Затем выбрался из катера и скатился в сугроб.

Ветер тут же поднял его и ударил о катер. Второго удара Ильтс сумел избежать, резко взмыв вверх на антиграве. С трудом выровнял дыхание. В голове гудело, ныла ушибленная спина. Ильтс сознавал, что это еще малая расплата за недомыслие. Из катера следовало вылезать с подветренной стороны. Он недопустимо расслабился и совершил ошибку. Вторая ошибка может стоить жизни.

Ветер гнал белые клубы к вершине холма. Снег был густым и плотным, точно песок. Ильтс прилагал невероятные силы, чтобы удерживаться вертикально. Знал: стоит потерять равновесие, и ветер сомнет его, как травинку, скрутит, погонит бесформенным комом, чтобы разбить о первый же камень. Ветер, ветер был главным врагом.

Правда, ветер дул точно на север, к замку Хэшки. Только это и делало поиски возможными – против ветра не двинуться было бы и с антигравом.

Ильтс не сомневался: девчонка побежала к замку единственной дорогой, какую знала – вниз с холма, через ущелье, в долину. Если вспомнить, в котором часу она угнала катер, и рассчитать, как скоро начался буран… «Она не могла одолеть больше середины пути. Выходит, искать ее надо на подступах к ущелью или в самом ущелье».

В снежном круговороте нельзя было ничего разглядеть. Холмы, низины, скалы терялись в белой мгле. Только по приборам Ильтс определил, что взмыл на гребень холма и стремительно опускается к подножию.

Ветер все усиливался, но дул уже не ровно, а резкими порывами. Снежинки замедлили бешеное вращение. Теперь они густой волной устремлялись вперед, а затем плавно оседали, но не успевали коснуться земли, как снова мчались, влекомые ветром. Ильтсу казалось, огромная ледяная ладонь толкает его в спину, с каждым разом все безжалостнее и безжалостнее. Его несло прямо на скалы. Каждый новый рывок мог стать последним. «Разобьюсь насмерть».

Ильтс вновь увеличил собственный вес, стараясь тяжестью противостоять силе ветра. Это помогло мало. Обезумевший ветер с легкостью швырял его дальше и дальше.

Впереди мелькнуло что-то темное.

Ильтс одной рукой схватился за пояс, другую – инстинктивно вытянул вперед. На голову словно обрушился удар огромного молота: спасаясь от неминуемой смерти, Ильтс усилил притяжение чуть не в пять раз и задохнулся от перегрузок. В ту же секунду его кинуло на скалы. Рука хрустнула. Острая боль пронизала плечо и левый бок.

Антиграв лопнул от удара и унесся вниз, влекомый собственной тяжестью. Ильтс, обретя нормальный вес, завяз в сугробе. В следующую секунду налетел новый порыв ветра, и волна снега обрушилась на Ильтса, придавив сильнее надгробной плиты.

От боли темнело в глазах, но сознания он не терял. Просто лежал, не в силах пошевелиться. Знал, что пять часов не замерзнет – брагва будет разогревать кровь. Но потом… Кто станет искать его. Аграв? Смешно.

На Флорентине его бы искали. Он вспомнил черно-лиловый закат. Белый песок, такой же острый, злой и жгучий, как снег, двинулся с места. Побежала поземка, песчаные холмы вдруг задрожали и рассыпались, песок закружился, свиваясь в спирали. Спирали превратились в высокие воронки. Затем песок развернулся широким полотнищем от земли до небес. Горы застонали, мириады песчинок, ударяясь о камни, визжали, как обезумевшие кройнхи, упустившие добычу. Затем песок обрушился водопадом, лег ровной пеленой, укрыв и живых, и мертвых.

Близился час охоты кройнхов, и было ясно, что многие погибнут, пока откопают заживо погребенных. Но откладывать поиски никто не стал: люди, засыпанные песком, не дожили бы до утра.

Ильтс помнил, как нашел Ойму. Сначала увидел руку, посеревшую от пыли, вялую и безжизненную, потом – серые, спутанные волосы. Задыхаясь, он разгреб песок и перевернул девушку на спину. Ойма открыла глаза. Он понял, что она жива, когда увидел свое отражение в ее зрачках. Алгуан потом говорила: «Ты отражаешься в ее глазах, даже когда она смотрит в другую сторону».

…Боль в сломанной руке разгоралась все сильнее. Ильтс устал бороться с наплывами дурноты. Оставалось закрыть глаза и уснуть.

Что же, он сделал глупость и поплатился. Но, и теряя сознание, Ильтс прекрасно понимал, что старался не ради Юэль. Рвался заслужить похвалу другой женщины. Хотел по-прежнему отражаться в зрачках Оймы – даже когда она смотрела на других.

* * *