— Точнее, — продолжает она, — мы семена, которые обрели способность передвигаться. Мы не размножаемся половым способом, вместо этого мы всю жизнь копим генетический материал, обмениваясь ими с другими представительницами нашей расы… — тут я напоминаю себе, что рейтинг у игры детский, и запрещаю себе представлять, как этот обмен генетическим материалом может выглядеть. — В конце жизни, когда мы набрали достаточно образцов и наше тело их переработало, мы можем стать древом, которое даст плоды. Несколько десятков, иногда даже сотни плодов! Однако деревьями становятся не все. Во-первых, нужно прожить достаточно долго и запасти достаточно генетического материала. Во-вторых, и это важнее, нужно найти идеальные условия, в которых можно пустить корни. На нашей родной планете такие идеальные условия складываются редко. Плодородной почвы мало, климат суров. Правда, — она заколебалась, как будто говорила о чем-то непристойном, — иногда можно прорасти и дать несколько плодов даже молодой. Такое случается с нашими сестрами, если они попадают, наоборот, в очень тяжелую ситуацию, когда шансов на спасение жизни почти никаких нет. Но это редкость, и велик риск, что плоды окажутся деформированными, с генетическими нарушениями… или будут клонами матери, что тоже не очень хорошо!
— А причем тут наркопритоны?
— Я к этому подхожу, капитан, простите за длинное вступление… Так вот, со временем в нашей цивилизации, когда мы научились искусственно создавать подходящие условия для опущения корней, право на это стало величайшей наградой, которую может заслужить талесианка под конец жизни. Сегодня регламентируется не только прорастание, но и количество плодов, которые каждая из нас может принести… ну, для этого есть специальные удобрения и другие средства. Однако если мы попадаем в комфортные условия, которые на нашей планете не бывает — то есть когда у нас в достатке и тепла, и света, когда мы мало двигаемся и у нас нет стресса, — то мы можем прорасти спонтанно! Сами собой! Даже пока молоды. Правда, плодов будет мало, и с высоким шансом они тоже будут дефектными.
— Ого… — бормочу я. — Так поэтому ваша диаспора живет у себя в модуле в палатках, в походных условиях? Чтобы не расслабиться и не пустить корни ненароком?
— Да, — кивает Бриа с немного несчастным видом. — А я вот, поскольку должна жить в каюте, как служащая Межзвездного союза, каждый день по два часа занимаюсь в спортзале, чтобы избежать всякого риска, и иду на другие ухищрения.
Ничего себе, думаю. Два часа! На Земле… то есть в реальности, блин… так, наверное, только суперзамороченные фитоняши качаются.
— Так значит, — медленно говорю я, потому что картинка начинает достраиваться у меня в голове, — рекреационные центры для талесианок — это место, где они могут прорасти незаконно?
— Не совсем, — качает головой Бриа. — Прорастать просто так тоже мало кому хочется… Но мы ведь живые существа, мы стремимся к комфорту. В рекреационных центрах этот комфорт для нас создают. Сначала — полежать на мягком, погреться на солнышке, такое вот… Но этого быстро перестает хватать, и тогда в ход идет вкусная еда, дополнительные часы сна… — Бриа передергивает. — Этому уже немногие могут противиться! И тогда рано или поздно завсегдатаи таких центров переступают черту! И врастают в землю…
Тут у меня возникает тревожная мысль.
— Бриа, — говорю я, — а куда такие вот наркоманки врастут на станции?
Глава 16 (без правок)
Еду на своем капитанском самокате по коридору хаба, хозяйским глазом рассматривая изменения.
Как я уже говорил, станция сконструирована, словно живой организм. И точно так же, как живой организм, она постоянно растет и изменяется. Сейчас замечаю, что лозы и лианы омикра не цветут — это хорошо и правильно, это они молодцы, что с исчезновением преи не принялись за старое.
Талесианских защитных рун на стенах стало больше — то ли плод ситуации с преи, то ли последствия моей недавней размолвки со Старейшиной. А это что?
Прямо посреди коридора высится горка, словно сделанная из глины. Причем сделанная детсадовцем: скособоченная конусообразная форма, неровно проделанные дырки, как будто расковыренные маленькой ручкой… В довершении всего она сверху облита несколькими вырвиглазно-яркими, кислотными красками. Такими рисуют граффити в фильмах про Гарлем — российские поклонники стрит-арта то ли сознательно выбирают краски помрачнее, то ли в нашем климате оттенки быстрее выцветают.
Разглядываю эту штуковину. Может быть, кто-то из новых постояльцев или гостей станции наделал дел посреди коридора? Все может быть. Черт его знает, как выглядит инопланетное дерьмо. Но роботов-уборщиков не видно.
— Демьян, — спрашиваю, — что это такое?
— Прошу прощения, уточните запрос, — отвечает искин.
— На что я сейчас смотрю?