Мирное время

В сумерках спустились в долину. Совсем близко катил свои коричневые воды Пяндж. По ту сторону реки, в туманной дымке чужой страны высились белые громады Гималаев. На крутом берегу будто кем-то рассыпанные стояли юрты кишлак Курбан-Шиит. Здесь жили полукочевники-скотоводы. Кишлак готовился ко сну. Женщины доили коров и коз, босоногие мальчишки скакали на неоседланных конях - сгоняли скот на ночлег.

На пришельцев никто не обратил внимания. Только огромные, лохматые волкодавы встретили их неистовым лаем. Друзья поставили носилки возле придорожной чайханы. Садыков пошел договариваться с хозяином чайханы, толстым татарином, о ночлеге и ужине. Смуглый мальчишка - сын хозяина сливал Виктору на руки воду из медного кувшина и опасливо глядел на укрытую одеялами девушку на носилках. Маша шутливо хмурила брови и дико вращала зрачками. Мальчишка испугался и чуть не выронил кувшин. Маша рассмеялась, сбросила все одеяла и, усевшись на носилках, решительно заявила, что она уже выздоровела.

Все спали в сырой, пропахшей дымом землянке чайханы. В сандале, чуть видные под пеплом, тлели угли. Садыков, где-то пропадавший весь вечер, улегся у входа.

Ночью Виктор проснулся от щемящего чувства тревоги. Тихо, чтобы никого не разбудить, он вышел из землянки. Ночь была светлая и холодная. Из-за темных гребней гор поднималась полная луна. Холодным металлическим блеском отливала поверхность реки. Немые, неподвижные, похожие на стога сена, стояли юрты Курбан-Шиита.

Неподалеку, за ближней юртой, Виктор услышал тихие голоса. Он осторожно приблизился. За юртой, освещенные ярким светом луны, стояли два человека. Садыкова он узнал сразу, другого - видел в первый раз. Это был невысокий коренастый человек в чалме с длинным концом, спадающим на спину. Такие чалмы носили по ту сторону реки... Человек держал за повод двух оседланных коней.

Виктор кашлянул и вышел на освещенное луной место. Садыков отшатнулся и замер.

- Не спится что-то, - Виктор зевнул. - А ты, Садыков, что тут делаешь?

Садыков судорожно сжимал и разжимал кулаки. Он растерялся. Виктор помог.

- Лошадей нанимаешь на завтра, что ли?

- Да, да, начальник, лошадей! - обрадовался Садыков. - Нанимаю лошадей. Завтра дорога трудная, я подумал - надо помочь товарищам.

- Так почему же только двух? Ты бы уж на всех нанимал.

Садыков молчал.

- А, понимаю, - Виктор улыбнулся. - Молодец! Ты хочешь носилки привязать к коням. Хорошая мысль.

- Вот-вот! Я так и хотел сделать, начальник. Носилки на плечах нести тяжело. Пускай лучше кони несут. Правильно?

- Верно. Только зачем этим ночью заниматься? Тебе отдохнуть надо, Садыков. Скажи твоему приятелю, пусть утром приходит.

Виктор обнял Садыкова за талию и, улыбаясь, повлек к землянке. В кармане у завхоза он нащупал револьвер.

- Пойдем, пойдем. Поспи немного, отдохни. Ты, брат, и так устал за дорогу.

Садыков мрачно нагнул голову, но пошел. Он снова улегся у двери. Виктор не спал. Он покашливал, поворачивался с боку на бок, шумно поправлял шинель - давал Садыкову понять, что не спит.

Утром напились чаю и двинулись вперед. Это был последний переход до Куляба. Маша чувствовала себя почти здоровой. На щеках у нее появился румянец, она хотела есть, часто улыбалась.

Настроение у друзей поднялось. Они шутили, смеялись. А когда Виктор, воспользовавшись тем, что Садыков ушел далеко вперед, рассказал о своем ночном приключении, хохотали так, что пришлось поставить носилки на землю.

С трудом перебрались вброд через речонку у Пайтука. Здесь остановились, позавтракали, Виктор похвалил Садыкова за хорошую организацию перехода. Садыков кланялся, улыбался, благодарил и прятал мрачные огоньки в глазах.

Вечером пришли в Куляб. В сумерках добрались до больницы. На крыльцо выбежал встревоженный доктор Кравченко. Машу окружили сиделки и сестры, забрали у друзей носилки. Рахимов вызвал милицию и Садыкова задержали. Утром доктор Кравченко заявил, что состояние Маши прекрасное: ей очень помогла прогулка по свежему воздуху. Сейчас она вне опасности. Ей нужно хорошо отдохнуть и окрепнуть. Оставив Машу на попечение доктора Кравченко, друзья выехали в Дюшамбе.

Через месяц в столицу приехала Маша. Она поправилась, порозовела. В комнате Виктора снова собрались друзья. Немного выпили, вспомнили славное путешествие из Пархара в Куляб, пели старые комсомольские песни и в первый раз при всех Виктор, красный от смущения, крепко поцеловал Машу в губы.

Однажды Виктору принесли в кабинет толстый пакет из Наркомзема. Он вынул из конверта несколько листков мелко исписанной бумаги и узнал почерк Николая. Лиловые чернила расползались по листкам, бумага была в пятнах и подтеках. Виктор отодвинул в сторону бумаги и взялся за письмо.

"Дорогой друг мой, Виктор! - прочел он. - Ты, наверно, удивишься, когда получишь от меня письмо. Но в эту страшную минуту я никому, кроме тебя, не могу писать. Да, пожалуй, больше и некому. Прочитай письмо до конца, каким бы сумбурным оно тебе ни показалось.

Это мое последнее письмо.