Мирное время

Йеннер подтащила к себе кресло и села неподалеку, аккуратно устроив вокруг нижние плети симбионта и пышные юбки.

Вернер на секунду отвлекся, усмехнулся мимоходом и вернулся к потрошению мини-бота:

– Не думал, что вы и дома как припанкованный тортик.

Сам того не желая, он едва не убил Йеннер одной единственной фразой. Она успела мысленно записаться в спортивный комплекс и отказаться от пирожных навсегда, прежде чем поняла, что речь шла о платье:

– Это традиционная ламианская одежда.

Женщинам на Ламии считалось неприличным демонстрировать нижние отростки симбионта – несмотря на то, что они располагались в области поясницы, их все же относили к гениталиям.

– Ни разу не видел других ламианок ни в чем подобном.

На станции действительно многие предпочитали одежду в стиле Федерации – просто из соображений удобства, но Йеннер она не нравилась. Заставляла чувствовать себя раздетой.

– Значит, так ходят не только принцессы? – поинтересовался Вернер, закрывая панель мини-бота снова. Тот активировал экран загрузки и зажужжал гусеницами.

Йеннер непроизвольно напряглась, и симбионт беспокойно дернул плетьми. Она не любила, когда разговор заходил о ее статусе, потому что это неизбежно будило воспоминания о войне. И о вещах, с которыми приходилось день за днем жить дальше.

Вернер, как и многие другие не понимал, что такое принцесса Ламии.

– Это номинальный статус, – она постаралась произнести это как можно нейтральнее, в надежде, что на этом тема окажется исчерпана. Ее надежда не оправдалась.

– Правда? В каком смысле? – Вернер следил за тем, как ездит мини-бот, и казалось, спрашивал между делом, но симбионт улавливал его интерес.

Йеннер не хотелось отвечать, но утаивать информацию все равно не имело смысла. Та все равно находилась в открытом доступе:

– После Войны Режимов правящая династия Ламии приняла в семью большую часть Карательного Корпуса. Всех, кто подлежал выдаче Федерации.

Вернер, к его чести, понял сразу. Он замер, и казалось, что его фигура вот-вот завибрирует от напряжения:

– Дипломатическая неприкосновенность, да?

– Да.

Война на Ламии длилась пять лет. За эти пять лет Йеннер делала все, чтобы победить. Все эти пять лет ей было плевать на международные правила войны, на кодекс человечности и на количество жертв. Ламия боролась за свой статус, вырывала его у Федерации зубами и когтями. За него пришлось дорого заплатить – обеим сторонам.

В колонии Йеннер и ее товарищи были героями войны. В Федерации – массовыми убийцами, монстрами и мясниками. Если бы ее не приняли в Королевскую Семью, Йеннер казнили бы за преступления против человечности. Статус принцессы больше ничего ей не давал – только право жить дальше.

Вернер молчал, и мини-бот, который бодро нарезал вокруг него круги, казался совершенно неуместным.

Йеннер как-то совершенно отчетливо вдруг вспомнила, что берлинцы тоже воевали в Войне Режимов на стороне Федерации. Так же умирали от плетей боевых симбионтов и так же убивали ламианцев.

– Вы можете уйти, если хотите, Вернер. Я отменю свою заявку на ремонт. Давно пора купить новый модуль. Извините за вызов.

В конце концов, он не подписывался помогать массовым убийцам.

Он обернулся к ней, и взгляд у него был странным, абсолютно нечитаемым. Но ей и не нужно было читать по взгляду. Она улавливала отголоски эмоций через симбионт.

– Хреновая, наверное, была война.

Он больше ничего не сказал. Только эту единственную фразу, но она – эмоции, которые за ней стояли, попали точно в цель.

Наотмашь.

До боли.

– Да, – ответила Йеннер, чувствуя, как внезапно сдавило горло. – Это была очень хреновая война. Очень тяжелая, долгая, хреновая война.

Наверное, именно в тот момент Вернер и стал проблемой для нее лично. Впервые – всего на несколько секунд, но и их оказалось достаточно – перестал быть для Йеннер чужаком. И именно тогда она впервые, с какой-то отчетливой обреченностью поняла, как сложно будет держаться подальше.

Всего один момент – в компании жужжащего мини-бота, рядом с поломанным кухонным модулем – несколько секунд понимания, но они что-то изменили. Легко и почти незаметно.

А потом Вернер все-таки починил модуль – хотя больше было похоже, что он просто заменил все его внутренности целиком, выпил кофе, и ушел, не попытавшись залезть Йеннер ни в корсет, ни под юбку.

***

Он держал дистанцию еще пять дней, в течение которых Йеннер постоянно ловила себя на том, что хочет позвонить первой. Ее тянуло увидеть Вернера снова, и что намного хуже – симбионту тоже этого хотелось.

Она боролась с собой и с паразитом, теряла проценты синхронизации, и чем ниже падал синхрон, тем сильнее симбионт пробуждался: ему было мало обычных эмоций, он вспоминал себя и ее, какими они были во время войны, и хотел больше – возбуждения, ощущения власти, насилия. Секса.

Это злило и изматывало – постоянная неудовлетворенность и неспособность справиться с собой.