Мирные переговоры

Я быстро осмотрел коридор перед их квартирой и ожидаемо ничего не нашел. Лара и ее охранники уже осмотрели это место, а мой брат унаследовал остатки маминого могущества. Он не был даже близко похож на чародея, но у него было достаточно сил, чтобы разбираться в магических схемах, и было бы чертовски трудно шнырять по этому коридору, накладывая заклинания для слежки в течение часа или двух, оставаясь незамеченным.

Я провел второй, более тщательный осмотр, чтобы быть уверенным, а затем пошел наружу, медленно, с открытыми чувствами, чтобы воспринимать любые магические силы, которые могли бы тут присутствовать. Я даже быстро посмотрел на швейцара Зрением - опасной практикой открытия разума перед сырой энергией мироздания. Зрением ты видишь вещи такими, какие они есть, и запоминаешь все, что видишь, и никакие чары не могут от этого скрыться.

У меня ничего не было. Швейцар был чист, говоря магическим языком, или, по крайней мере, не пострадал от психической атаки, которая могла бы его принудить. Кто-то мог бы так же легко его подкупить, предположил я, хотя был уверена, что люди из Службы безопасности Лары достаточно хорошо прикрыли бы его. Черт возьми, если уж на то пошло, я предположил, что швейцар был одним из людей Лары. Это было бы вполне в ее стиле.

Поэтому я отправился на поиски снаружи, так же чутко реагируя как на любые магические проделки, так и на любую обыденную подозрительную активность. Я осторожно обошел здание, все мои чувства были открыты, и нашел... абсолютно ничего.

В этом не было никакого чертова смысла, поэтому я проделал это снова, только медленнее и тщательнее, не закончив до полуночи. По-видимому, вокруг было очень много ничего. Но, по крайней мере, мне потребовалось полтора часа, чтобы определить это.

Я прорычал что-то себе под нос, повернулся, чтобы снова уйти, и приготовил Зрение, чтобы быть абсолютно уверенным, что ничего не пропустил.

- Когда собака слишком сильно гонится за запахом, - сказал мужской голос позади меня, - она не следит за своим собственным следом. Чародей должен быть лучше.

Я совершенно не подпрыгнул от неожиданности. Ни чуточки. Я спокойно повернулся и с огромным достоинством посмотрел на говорившего со стоическим спокойствием, и никто из вас не может доказать обратное.

Я обернулcя и увидел Эбинизера, выходящего из-за завесы с обрубком посоха в руке. Он смотрел на меня довольно долго, его морщинистое лицо было лишено каких-либо эмоций.

- Немного поздно становиться вашим учеником теперь, сэр, - сказал я.

- Ты удивишься, - ответил старик. - Хосс...

- Занят, - резко сказал я. - Работаю. Как вы меня нашли?

Старик стиснул зубы и с минуту смотрел в никуда.

- Гарри, о Томасе Рейте ходят слухи. Как только я узнал, кого удердивают свартальвы, я решил, что ты будешь в одном из двух мест. Это было первым.

- Если хотите стать детективом, можете год поработать у меня подмастерьем, - сказал я. - Если моя лицензия еще действительна. Честно говоря, я был слишком занят, чтобы уделять Чикаго столько внимания, сколько он считает нужным.

- Хосс, Томас Рейт не твоя забота, - сказал Эбинизер.

Черта с два не моя.

- Черта с два не моя, сэр, - сказал я. - Я обязан ему жизнью, несколько раз.

- Дело не в этом, мальчик, - сказал Эбинизер, с трудом сохраняя спокойствие в голосе. - Это не о правильном и неправильном. Речь идет о власти и территории.

У меня болели ноги. И я не ребенок, чтобы выслушивать лекции о том, как устроен этот проклятый мир.

- Знаете, забавно, как часто я слышу, что люди, которые собираются сделать что-то ужасное, говорят о правильном и неправильном, - сказал я. - Это словно, как если бы они знали, что собираются сделать что-то ужасное, и просто не хотят столкнуться с какими-либо негативными последствиями, связанными с их выбором.

Мускулы у основания челюстей старика вздулись так, что стало казаться, будто он контрабандой перевозит грецкие орехи.

- Прошу прощения?

- Он мой союзник, - сказал я. - Мой друг. Я помню, как вы когда-то рассказывали мне о том, как надо отвечать на преданность. Что когда вы получаете ее, вы должны ответить тем же, иначе можно начать смотреть на этих людей, как на вещи, которые можно использовать.

- Я говорил как на монеты, которые надо потратить, - отрезал старик, и в его голосе чувствовался жар. Что было признанием того, что я был прав, помимо прочего.

Мы обменялись взглядами, и выражение его лица сказало мне, что он знает, о чем я думаю, и это разозлило его еще больше.

- Ты думаешь, что знаешь мир, - сказал старик. - Ты еще только начинаешь. Ты еще не видел, как это бывает. Как это может быть плохо. Как жестоко.

Я вспомнил лицо Сьюзен. В самом конце. И ярость, которая прошла сквозь меня, была раскаленной и странно далекой, как увидеть фейерверк из пролетающего самолета. До меня донесся запах древесного дыма, и аллея внезапно наполнилась золотисто-зеленым светом от рун моего посоха.

- Может быть, я что-то видел, - ответил я, и мой голос звучал совершенно спокойно.