Найра вынырнула на поверхность, ухватилась за край ободранного пластикового корпуса и устало вскарабкалась внутрь старой обшарпанной рыбацкой лодки. В лодке оказалось по щиколотку воды, пришлось достать из-под заменяющей давно сломавшееся сиденье деревянной доски ковш и вычерпывать воду вручную. Низвергающийся с неба ливневый поток гулко тарабанил по надетому на голову пластиковому гребню антидекомпрессионной гарнитуры, и девушка сняла устройство, стараясь не распустить оставшуюся без поддержки шишку, в которую были собраны её длинные чёрные волосы. Пару минут она под дождём вычерпывала ковшом воду, но уровень затапливающей лодку воды уменьшился совсем ненамного.
В громком шуме бьющего в морскую поверхность ливня всплеск воды за бортом был почти неразличим, и появление Тивы Найра заметила лишь тогда, когда увидела, как тонкие пальцы напарницы хватаются за исцарапанный край лодочного борта. Тива подтянулась на руках и с замученной гримаской влезла в лодку. Она устало опустилась на вторую доску, заменявшую сиденье аналогично первой, и несколько секунд восстанавливала дыхание.
— Ничего? — Найра скользнула взглядом по пустому мешочку, прикреплённому к поясу подруги. — Мотопомпа опять сдохла. И где-то появилась течь, нас затапливает сильнее, чем просто от дождя.
— Пусто везде, — сокрушённо выдохнула Тива, нащупывая под сиденьем второй ковш. — А у тебя?
— Тоже, — невесело поморщилась Найра, — тут всё обчистили до нас. — Она осмотрела обнажённое тело напарницы и кивнула на свежую царапину на голени подруги: — Ты заплывала в коралловый лес? И как там?
— Ещё хуже. — Тива одной рукой вычерпывала ковшом воду, второй рукой снимая ласты. — Браконьеры порезали все раковины. Теперь в ближайшие пять лет там ничего не вырастет. — Она зло скривилась: — Вот уроды! Целую колонию под нож пустили! Я о пробитую раковину порезалась! Теперь неделю заживать будет…
Она умолкла и продолжила вычерпывать воду. Несколько минут подруги сосредоточенно боролись с затоплением, и Найра мрачно размышляла над надвигающимися чёрными перспективами. С уловом не везло второй год подряд, но с началом этого лета всё стало совсем плохо. За пять месяцев им удалось разыскать всего одну розовую жемчужину на двоих, и даже она оказалась совсем маленькой. По уму её не стоило забирать из раковины, надо было не трогать и вернуться к концу года, месяцев через шесть, когда жемчужина увеличится до более-менее нормальных размеров. Но было ясно, что так долго она тут не пролежит. Не заберёшь ты — заберут другие. После того как два года назад Трещащий каньон был объявлен запретной зоной, все, кто промышлял добычей жемчуга на его побережье, переселились сюда.
Места тут и так-то были бедные, а сейчас и вовсе стало просто шаром покати. Если бы не джунгли рядом с их деревней, запросто можно было бы от голода ноги протянуть. Заработать на хлеб — та ещё проблема, и когда есть нечего, деревенские ходят в джунгли, попытать счастья собирательством. Беда в том, что эти джунгли являются государственным заповедником. Когда лет двести назад на Чиантисе из-за обилия промышленных кластеров с экологией стало совсем хреново, планетарная администрация получила ультиматум от Лиги Созвездий: или Чиантис восстанавливает качество атмосферы, или исключается из Лиги. Потому что поток беженцев, ищущих лучшей жизни, идущий с Чиантиса неиссякаемой рекой, всех достал. Лига даже выделила Чиантису ссуду для восстановления лесов.
Планетарная администрация не имела ни малейшего желания остаться один на один с пятью десятками созвездий, в каждом из которых найдётся хотя бы один желающий тебя завоевать и превратить в ресурсный придаток. Ссуду освоили с размахом, подведя под это дело пафосную общепланетарную кампанию по восстановлению фауны и флоры. Усыпающие планету свалки и могильники вычистили, их территории рекультивировали и засеяли джунглями, завезёнными с более развитых планет Лиги. Через сто лет всё зацвело и заблагоухало, воздух очистился, и планетарная администрация принялась за очистку морей. Сейчас Чиантис вновь имеет высокий экологический индекс.
Это, конечно, очень здорово. Жить в сплошном карьере, загаженном до самой стратосферы, совсем не хочется. Однако проблема в том, что население растёт быстро, работы на всех не хватает, и люди пытаются прокормиться, как могут. Но на территории заповедников нельзя охотиться, собирать плоды и вообще ничего нельзя из того, что может быть расценено как попытка разрушения с таким трудом воссозданной первозданной экосистемы. За плод дикого манго можно схлопотать тюремный срок, за убитого зверя светят радиоактивные рудники, за сопротивление аресту спецслужбы убивают на месте. Многие старики, оставшиеся в одиночестве, специально идут в заповедные джунгли и рвут плоды, чтобы попасть в тюрьму. Там хоть как-то кормят. Мало, но старикам хватает. Они обычно и не планируют вернуться назад. Сразу прощаются со всеми навсегда.