Урза приблизился к Рату и коснулся его щеки. Мироходец перемещался так быстро, что обычный человеческий глаз не мог уловить его движений. Ратип, не желавший верить утверждениям Ксанчи о том, что Урза скорее бог, чем человек, мертвенно побледнел, глаза его закатились, он лишился чувств, но не упал, удерживаемый рукой Мироходца.
— Они содрали с тебя кожу, Мишра, — продолжал Урза, словно не замечая обморока юноши, — и натянули ее на один из своих механизмов. Ты помнишь это? Помнишь, как за тобой пришли, как ты умер?
Тело Рата затряслось в лихорадке. У Ксанчи перехватило дыхание. Урза не был жесток, просто небрежен. Он так долго жил в мире своих иллюзий, что просто забыл о бренности смертной плоти, тем более человеческой. Ксанча была уверена, что, как только Урза осознает, что происходит, он отпустит юношу. Исцелял Мироходец с той же готовностью, что и уничтожал.
Тело Ратипа содрогалось в конвульсиях, и, когда у него носом пошла кровь, Ксанча поняла, что пора вмешаться.
— Хватит! — закричала она, вцепившись в рукав своего покровителя, но тот не реагировал. — Ты убиваешь его!
Внезапно Урза опустил руку, и юноша повалился на землю.
— Его память пуста, — произнес он как-то буднично. — Я искал ответы на свои вопросы: когда фирексийцы впервые пришли к нему, боролся ли он, называл ли мое имя. Его сознание — чистый лист. Видимо, я встретил и тебя, и его слишком поздно… — Урза устало вздохнул и потер веки — человеческие привычки выдавали его волнение. — Но как и почему Мишра вернулся ко мне, если память его умерла?
— Он человек, — прорычала Ксанча, склоняясь над бездыханным телом юноши. — Его память принадлежит только ему. Это не книга, чтобы почитать и выбросить.
Девушка не могла понять, жив ли он. Урза подошел и перевернул Ратипа на спину.
— Это только первый, за ним придут другие. Я был не прав, когда искал Мишру в прошлом. Его душа оставалась здесь, в Доминарии, рассеянная на миллионы частиц. Поэтому-то я и не мог найти его. Но теперь я на правильном пути. Они будут приходить, один за другим, принося с собой частички его души и правды, и когда-нибудь я узнаю истину, сложив эти частички воедино.
Мироходец кивнул в сторону открытой двери, за которой виднелся его рабочий стол.
— Нет никакого времени, Ксанча! — Урза тихо засмеялся. — Подумай об этом…
«Он безумен», — лишний раз убедилась Ксанча. Теперь вся эта затея казалась ей большой ошибкой. Урза видел мир сквозь призму своей одержимости и не нес ответственности за происходящее. Это бремя легло на ее плечи. Ксанча не знала, скольких существ она лишила жизни. Вместе с фирексийцами это были сотни, а то и тысячи. Но она никого не предавала, как предала Ратипа, сына Мидеа. Девушка стояла на коленях возле тела Рата, пытаясь положить его ровно. Труп еще не начал коченеть, кожа оставалась теплой.
— Других не будет! — закричала Ксанча в отчаянии.
Урза обернулся:
— Что ты сказала?
— Я сказала, что он был человеком, он родился и жил, пока ты не убил его! Это не механизм с твоего стола, который можно смахнуть на пол, когда он больше не нужен…
Вдруг Ксанча замолчала. Обремененная чувством вины, она понимала, что ее план выдать Ратипа за Мишру провалился.
— Ты играл в свои солдатики и разговаривал с братом, а я пошла и привела его. Но это живой человек, Урза! И больше я не сделаю этого для тебя.
— Не говори ерунды. Это был мой брат, первая тень моего брата. Как бы ты смогла найти его без меня?
— Это не ерунда. Ты не имел к этому никакого отношения. Это была моя идея. Согласна, плохая идея… Его никогда не звали Мишрой, его имя Ратип, сын Мидеа. А ты видишь в нем только то, что хочешь видеть! — в отчаянии Ксанча ударила себя кулаками по коленям и чуть не заплакала, но, справившись с собой, продолжала: — Я купила его у работорговцев в Эфуан Пинкаре…
Ошеломленный взгляд Урзы скользнул по лицу девушки и остановился на теле Ратипа.
В деревне Ксанча помогла выкопать несколько могил. Эфуандцы хоронили своих мертвых в могилах, выстланных травой, головой на восток. Под ее окном был подходящий участок земли, где она могла бы похоронить юношу и оплакивать свое безрассудство. Или лучше вернуться в Эфуан Пинкар и сразиться с фирексийцами во имя Ратипа. Если, конечно, кист еще действует и если Урза не убьет ее, когда его сознание вернется в мир, где есть жизнь и смерть.
Она пыталась сложить руки Рата на груди.
— Работорговцы… Ты искала аватару моего брата среди рабов? — негодовал Урза.
Ксанча знала, что аватара — это дух умершего, вселившийся в чужую плоть.
— А почему бы и нет? Мишра ведь был рабом фалладжи.
— Мишра был советником кадира.
— Он был рабом. Фалладжи захватили его в плен еще до того, как ты добрался до Иотии, и никогда по-настоящему не отпускали. Так он сказал Кайле, а она записала его слова в своем эпосе.