Мироныч, дырник и жеможаха

Появление Митрофанушки затормозило движение, задние ряды напирали, нельзя было стоять. Митрофанушка пошёл с солдатами. Дурасов плакал: он никогда не видел таких несчастных, измученных людей в облепленных грязью, испачканных бурой кровью мундирах. На окоченевших, одеревеневших ногах — разбитые сапоги, дырявые штиблеты или просто онучи, из которых торчала сухая трава. Многие стонали от боли и падали от усталости. Митрофанушка вспомнил, как в детстве, болея, водил свою кукольную армию по снежным горам — коленям, накрытым белым одеялом. Деревянные солдатики точно так же ступали на негнугцихся ногах и скользили по твёрдому полотну. К Митрофанушке подъехал офицер:

— Ты, братец, откуда?

— Из Подъёлок, а здесь живу четвёртый год.

— Дороги горные знаешь? Пойдём-ка. Пойдём.

— Куда, батюшка?

— К Александру Васильевичу Суворову, братец.

Офицер поскакал вперёд, а Митрофанушка, вскинув на плечи саночки, побежал за ним вдоль строя бредущих солдат.

Великий полководец сидел на камушке, завернувшись в одеяло и вглядываясь в туманные дикие дали. Он был похож на цыплёнка — маленький, худенький, бледный. На его голове был ночной колпак. Радом стоял бородатый мужчина в шляпе, низкого роста, с толстым носом и горящими чёрными глазами; он размахивал руками и кричал про «другую» дорогу, которой почему-то нет.

Суворов поднялся и, сильно хромая, пошёл к палатке. Александр Васильевич был обут в разные сапоги: один, миниатюрный, по ноге, ступал ровно, другой, очень большой, приволакивался. Палатка дрожала, едва выдерживая удары невидимого воздушного злодея, который махал кулаками и пытался стереть в порошок хромого цыплёнка и всё его жалкое войско. Суворов подмигнул Митрофанушке и поманил в палатку. Там, за ширмой, он, то хихикая, то постанывая, стал снимать свои сапоги. Дурасов, будто в театре теней, отчётливо видел его качающийся чёрный силуэт. Над ширмой появилась голова в колпаке — острый нос, глаза навыкате, рот щелью. Александр Васильевич состроил смешную несчастную рожу и попросил Митрофанушку помочь. За ширмой возникла тень великана: он старательно стягивал сапоги с Пульчинеллы — князя Италийского, который кряхтел и комически падал со стула. «Тело моё во гноище, Митрофанушка!» Огромный Дурасов с изумительной ловкостью снял штаны с кукольного полководца и разбинтовал его больную распухшую ногу. Её нужно было держать в тазу с лечебным раствором.

— Мне бы в Подъёлки, батюшка!

— А мне бы в монастырь!

Митрофанушка угостил Александра Васильевича настойкой из корня горечавки, а на следующее утро привязал к его сапогам намоленные подмётки и повёл армию по обледенелой тропе над пропастью, через перевал Паникс.

— Пушки придётся оставить. Будет крутой спуск. Братцы, заматывай штыки! — как в детстве, командовал Митрофанушка.

Гуськом люди шли по заснеженному карнизу, скользили, валились друг на друга. Сильный ветер сшибал их с ног и расшвыривал по ледяным гробам. С помощью крюков и верёвок дикой Арлекин Дурасов вытаскивал братцев из смертельных ловушек.

Тропа сбежала вниз и упёрлась в широкую дорогу. Изнурённые люди падали в грязь и лежали, не в силах пошевелиться. Неожиданно к ним подбегал хромой Пульчинелла. Он вдруг кукарекал и пронзительно кричал: «Васька-Васёнок, худой поросёнок, ножки трясутся, кишки волокутся. Почём кишки? — По три денежки!» Разлепив глаза, солдаты узнавали своего фельдмаршала Александра Васильевича Суворова. Смеялись, с трудом вставали и шли дальше. «Чудак покойник: умер во вторник, стали гроб тесать, а он вскочил, да и ну плясать!»

Через несколько часов армия Суворова вошла в городок Кур, где в котлах кружились вокруг окороков капустные листья и настойка из корня горечавки лилась рекой.

* * *

Безноженька лежал на кружевных подушках. В окно постучали. Это был Митрофанушка Дурасов, которого он год уже не видел. Великан помахал на прощание рукой. Он уходил в Россию, а за ним шло ожившее войско мушкетёриков-офицериков. Поражённый Безноженька встал с кровати и сделал несколько уверенных шагов.

ЭПИЛОГ

С русской армией Митрофан Дурасов вернулся на родину. В Подъёлках его встретила любимая бабушка. В Коньково произошли изменения: Киприан Иванович приболел и на время распустил театр. Митрофанушка заехал его навестить. Он поставил у изголовья Бердюкина солдатскую литую иконку, которую ему подарил Суворов. Помещик почувствовал себя гораздо лучше. Митрофанушка попросил дать вольную Мине и Нюте «в уважение к талантам». Бердюкин злобно заворчал и отвернулся. Митрофанушка долго сидел у его постели, глядя, как снежной вершиной поднимается одеяло над тяжко вздыхающим помещиком. Киприан Иванович выпростал из своего сугроба волосатую руку, схватил иконку и спрятал под подушку. Он отпустил Телегина и Нюту. Миня женился на Нюте, увёз её в Петербург и стал лучшим Арлекином на столичных подмостках.