Все прекрасно понимали, что такое эт-самое в данном случае. Пуши слишком сильно интегрировались в природу околотка, подкармливая зверьков, осуществляя всякие операции по поддержанию среды и всё такое, так что их отсутствие могло бы отразиться негативным образом, что мимо пуха. Большая часть грызей, собственно, так и существовала, и только отдельные особи, оказавшиеся в профиците, могли без препон покидать родной Мир. Старшие грызи расцокали о том, что творится на местах - а творилосиха, как можно догадаться, всё тоже самое. Например, наряду с участием в удалённом управлении Ёлкой, на которой располагались производства, грызи решили, что грязь таки не всегда в пух, и начали прокладывать через Лес сеть кирпичных дорожек, значительно поднятых над уровнем грунта. Эти эстакады ложили влапную, так что процесс продвигался отнюдь не реактивно, но никто и не спешил.
Чтоже касаемо грибышачьих родичей, так они тусовались, как песок в ведре, вокруг башни средних размеров, разводя погрызище на её многочисленных балконах и террасах. От этого дела башня походила на дерево с короткими ветками, потому как пристойки были совершенно произвольной формы и несимметричны, а кроме того, их покрывала толстенная шуба вьюнов. Наверху раскинулся прозрачный ажурный зонт-тарелка, вывернутый углублением вверх, диаметром шагов в полсотни - такие штуки сразу показывали, что с башни осуществляется удалённое управление чем-либо, а тарелка работала как антенна и главное, как защита от побочных действий мощных передатчиков. Поскольку для этого процесса требовалосиха в основном разбырыливать мыслями, внешних проявлений возни было не слыхать. Слыхать было разве что пушей, возившихся на огородах на высоте в несколько сотен метров, и послухивавших вниз. Как раз оттуда Грибыша и Рижу запалили сразу, и когда грызи поднялись по лестнице на 30й этаж, их уже схватили за уши.
Конечно, собрать всех согрызущих сразу было никак нельзя, потому как пуши распределялись по объёму весьма равномерно, и как правило, сильно зарывались в возню. Грибышачья мать Тектриса, однако, отрисовалась просто как из воздуха, и основательно помяла обоих грызей, будучи довольной таким песком.
- С вас отцок! - сразу предупредила она, но подумала, и поправилась, - С тебя, отцок.
- Да если что, доцокну, - хихикнула Рижа.
Её привычка не разговаривать без нужды была хороша тем, что при нужде ничто не мешало про неё забыть. Грызи неоднократно вспушились и мотнули хвостами, отчего их пробрало на ржач, после коего, тоесть примерно через час, всё многопушие отправилосиха во двор, испить чаи да и обцокать в более спокойной обстановке. Грибыш, растёкшись на скамье и потягивая из деревянной кружки квас, со счастливой улыбкой на морде таращился на родичей. Тектриса выслушила вполне также, как и раньше, хотя ей было весьма немало лет. Собственно, в определении возраста грызя было легко промахнуться раза в два, потому как пушнина особых изменений не претерпевала, а цвет теряла разве что у очень древних грызей. По повадкам этого тоже было нельзя определить, потому как грызуниха, всполошённая внезапностью, засуетилась и забегала, как белка в колесе, только хвост мелькал - вероятнее всего, она точно также вспушалась в свои школьные годы. И это было исключительно в пух, подметил Грибыш.
Еговский отец, Хняба, тоже был тот ещё грызь, щёки помилуй пух как растеклись по морде. Впрочем, пушей более всего занимали не щёки и морды, а более общие вещи, как то дела в околотке и их связь с делами во всей и-чэ-вэ, сиречь Известной Части Вселенной. Местные имели немало чего цокнуть по этому поводу, и собственно, такой возможности не упустили. От этого Грибыш и Рижа почувствовали свои раковины истрёпанными, как оно и получилось на самом деле. Через какое-то время грызь произвёл инвентаризацию намордствующих пушей, и выделил среди оных Речку, свою сестру. Грызуниха как была, так и осталась ярко-рыжей, с белым брюшком и тёмной чёрной гривкой; как и обычно, она прикрывала пушнину только юбкой, так что выслушила весьма тискабельно. Собственно, Грибыш мог бы пощуриться, припоминая, насколько она тискабельна, потому как эт-самое. У него даже возник проект попозже, когда пуши разбредутся, таки попробовать произвести означенный процесс, потому как вреда никакого не будет, а таки наоборот.
- Речь, - цокнул он, - Помнится, прожадное судно тебя не вдохновило достаточно? Теперь есть другой песок, ты улавливаешь соль?
При этом он традиционно кинул солонку, и грызуниха уловила её лапой, после чего оба катнулись в смех.
- Сейчас не могу, Гри, - вздохнула она, - Нельзя же оставлять белочь.
- О, белочь это в пух, - церемонно цокнул грызь, - А согрызяй кто?
- Согрызяй белка, - показала ушные кисти Речка, - Бруфик Конопля, из Шукшимской, может помнишь его. Воо-от такенная пуховица!... Кхм. Он раньше на автокране тряс, сейчас уже подзабросил.
- А белочь?