Миротворец-2

— Не спорю. Однако совершенно неподъёмная.

— Ты не права! Наша армия оснащена самым современным оружием, такого ни у кого больше нет.

— Ага, дорогущих гиперзвуковых ракет понаделали, а про грошовые беспилотники забыли. Именно они теперь диктуют тактику военных действий.

Опять удар — теперь уже под дых! В иных обстоятельствах он мог бы использовать радикальные методы — лишить квартальной премии, снять с должности, обвинить в пособничестве врагам, но с Машей не мог так поступить. Причины достаточно понятны, но дело даже не в том, что он испытывает к ней нежные чувства — ведь Маша в какой-то степени права. Поэтому самое время высказать сомнения:

— Это и впрямь довольно странно… Не могу понять, куда смотрели наши генералы.

— Кто в рот начальству, кто в собственный карман!

Маша привыкла высказывать свои мысли без оглядки на Уголовный кодекс, но он не может себе этого позволить:

— Ну, ладно. С беспилотниками мы вляпались.

— А как быть с поставками нашему противнику западных ракет большой дальности? Они же могут достать и до Москвы, и до Урала.

— Тут уж аналитики наши лоханулись.

— Всё потому, что не каждому дано предвидеть последствия принятых решений.

Опять права, хотя не хотелось бы в этом признаваться:

— И что же теперь делать, Маша?

— Не знаю. На мой взгляд, ситуация почти что безнадёжная.

Здесь тот самый случай, когда можно забыть о своей должности, о своём предназначении и хотя бы на время стать обычным человеком со всеми его комплексами, сомнениями и прочими заморочкам, которые одному из руководителей государства вовсе не к лицу:

— У меня иногда тоже возникают такие опасения. Может, всё бросим, Маша, и вместе уедем за границу?

— Нас там теперь никто не ждёт. Разве что в Северной Корее.

— Нет уж… Тогда биться до конца?

— Проблема в том, что никто не может предсказать, чем всё это закончится. Но даже если мы победим, даже если добьёмся поставленных задач, даже если гегемон будет повержен и юань станет мировой валютой… Пусть даже кому-то при жизни поставят памятник, для меня это ничего не изменит. А потому, что жертвы не оправданы! И это граничит с преступлением.

Он побледнел — никто не осмелился бы предъявить ему такое обвинение. С большим трудом удержался от того, чтобы послать её куда подальше:

— Какое ещё преступление? С тобой всё в порядке? Ты головой ударилась, что ли?

— Одно дело, когда враг напал на нашу страну, а сейчас совсем другое. Ведь гибнут ни в чём неповинные люди. Ну не могу я этого простить!

— Господь прощал и нам велел…

Глава 6. Сон в руку?

По дороге домой Маша попыталась подвести итог тому, что с ней случилось: «Вот сейчас приеду, а там перекрыли воду, вырубили свет… На его месте я бы так и сделала! Хорошо хоть, от наваждения избавилась, выдала ему всё, что накопилось в душе, а дальше хоть трава не расти, мне всё равно!» Так всегда бывает после разрыва отношений, после того как расставила все точки над «и». Потом, конечно, будет сожалеть о том, что не сдержалась, но чего ж теперь — дело сделано и обратного пути для неё нет.

Сегодня вторник, рабочий день, но ехать в редакцию не захотела. Опять смотреть на эти рожи! Каждый из сослуживцев только о том и думает, как бы начальству угодить. Что ни статья, то набор патриотических лозунгов вперемежку с рекламой женского белья. А на самом деле все хотят урвать побольше, не утруждая себя сомнениями в том, что делают что-то полезное для людей.

Приехала домой, включила телевизор, а там всё то же самое — агитируют.

— Идиоты на зарплате!

Так ему и сказала, когда стал рассуждать о важности той миссии, которая возложена на пропагандистов-политологов:

— Это ведь то же самое, что делает священнослужитель, обращаясь к своей пастве. Нужно успокоить людей, дать им надежду.

— У тебя лучше, чем у других, это получается. Только ведь многие уже никому не верят.

— Но надо же что-то делать! Иначе начнутся шатания и разброд, и нам никогда не построить Великую Россию.

— Счастье для людей и величие властей предержащих — это не одно и то же.

— Ты опять пытаешься перевернуть всё с ног на голову!

— Если голова дурная, ей уже ничто не поможет.

На это и закончилось их последнее свидание. И вот сидит Маша дома на диване, а в голове одна единственная мысль: «Утопиться, что ли? Вот только вода уже холодная, не для купанья». Подошла к окну — внизу растут деревья, а это значит, что и такой способ суицида не годится. «А может, дело в том, что не у него, а меня дурная голова?» Так ни к какому выводу и не пришла, прилегла на диван и задремала.

И вот то ли очнулась, то ли по-прежнему во сне, но видит, что сидят передней три старца и рассуждают о смысле бытия. Одного сразу же узнала — это Лев Толстой:

— Затруднения нашего положения даны нам для того, чтобы мы сгладили, уничтожили их своей добротой и твердостью. Мрачность нашего положения дана нам для того, чтобы мы осветили её божественным светом внутренней, духовной работы. А горести существуют только для того, чтобы мы терпеливо и доверчиво переносили их. И наконец опасности — не они ли заставляют нас проявить мужество?