С таким выражением лица не цветы принимать, а жабу расчленять. Я засмеялась и бухнулась на землю рядом.
— Ну-ка признавайся, что за траву тебе дали и что именно ты с ней делала? — аккуратно отложив одуванчики в сторону, спросил дроу.
Я засмеялась громче, вызвав трогательную старушечью улыбку Нии и еще более укрепив подозрения Галеадзо.
— Так, — он решительно поднялся. — У меня два вопроса — где живет травник и… куда это я положил топор?
— Н-не надо, — простонала я, вытирая слезы. — Все нормально.
И снова зашлась хохотом. Так бывает, просто надо отсмеяться как следует и прийти в себя. Старушка покачала головой, пробормотав что-то вроде «эх, молодость» и ушла в избу, а Галеадзо сел обратно и я с удивлением отметила, что он тоже смеется.
— Ты чего? — не поняла я.
— Да нет, ничего, просто ты б свое лицо видела, когда я про топор сказал…
— Ах ты гад! — я толкнула его в бок. Нет, зря я говорила про подохшее чувство юмора, когда Галеадзо не молчит, то может выдать такие фразы…
— Ладно, ладно, не одной же тебе можно нервы трепать всем.
— Когда это я тебе нервы трепала?
Галеадзо только выразительно скривился. Я вновь увидела свои руки в луже расплавленного металла, его огромные глаза и плотно сжатые губы. И это только из недавнего.
— Вспомнила-оценила? — усмехнулся дроу. — А теперь по делу. Ты, случаем, с одуванчиками своими, не забыла, что мы уезжаем?
— О-о-о, — я почесала лоб. — Давай завтра, а? Сейчас уже полдень, а мне еще мазь готовить.
— Тогда — когда приготовишь.
— Это долго. И потом нас Ния просто так не отпустит, и мне здесь так нравится вообще… очень нравится. Ну, пожалуйста.
— Ладно, — махнул рукой Галеадзо.
— Кстати, Ния не будет против, если мы еще у нее и переночуем?
— Против? Да пока тебя не было, она мне целый час расписывала прелести селянской жизни и уговаривала остаться здесь на недельку-другую.
— Снова шутишь?
— Я серьезно! — Галеадзо улыбнулся и взъерошил мне волосы. — Еще часик таких уговоров и я бы здесь жить остался…
— Кстати… — я вспомнила одну очень нехорошую вещь. — За нами же погоня!
— Хм… Думаю, вчерашний дождь ее приостановил, да и преимущество у нас в несколько дней. Тем более что дальше дорог нет, отряд этого твоего герцога врят ли проберется…
— Так что сегодня день отдыха, — постановила я, методично отрывая стебельки цветов — для мази нужны были только цветки.
День отдыха завершился возмутительно быстро. На следующее утро я, зевая и зябко кутаясь в куртку, попрощалась с Нией, поблагодарила ее, еще раз подробно описала, как хранить лечебную мазь и уехала вслед за Галеадзо.
Только к вечеру мы вышли на небольшую лесную тропу. Лошадей пришлось оставить в Носьве, и правильно — по таким буеракам и мы продирались с трудом. Другого пути, утверждал Галеадзо, нет, а я ему верила. Дожила. Все предупреждения и предостережения мне — как об стенку горохом.
Естественно, к ночи мы были просто никакие. Побросали сумки и одеяла, развели костер, достали купленный в Носьве хлеб и тонкие полоски вяленого мяса. Поев, я блаженно растянулась на походном одеяльце, закрылась плащом и заснула, думая, что хорошо хоть опасаться хищников и тварей всяких не надо — ко мне не подойдут, а даже самые отчаянные разбойники в такую глушь не сунутся.
И видела я уже знакомый сон со статуями с лицами эльфов и темным коридором. И где-то на грани восприятия, сквозь темноту и зеленые огни, до меня донесся голос, мягкий и теплый, как у матери, которую я не помню, да и не могу помнить…
— Проснись, девочка моя… Проснись… Аза, девочка…
Девочка? Даже Сакердон меня по имени называл, а тут…
— О-о-о, — я резко села, — так и знала. Призрак мне говорил.
— Девочка моя, ты разговариваешь с призраками? Разве ты не знаешь, что это может принести несчастье?
— Хватит, Совушка, не надо ерунды.
— Я всего лишь хотела тебя развеселить.