Мировая история в легендах и мифах

— Чей это был дом? — звонко спросил сын. Его голос тоже был земным и успокаивающим.

— Твоего деда, Бартоломео Перестрелло. Он открыл наш остров. — ответил Христофор.

— Что такое: «открыл остров»?

Христофор задумался.

— Об этом острове никто не знал раньше. Дед приплыл сюда первым, прежде других, и потом сказал людям, что нашел новый остров.

— Что такое «остров»?

— Это кусок земли посреди моря. Как тот, на котором живем мы.

— Разве не все живут на куске земли посреди моря?

— Все, но другие живут на гораздо больших кусках, откуда не всегда видно море. Там есть города, и они полны людей, как Лиссабон и Севилья. Я когда-нибудь покажу тебе их.

— И в море остались еще куски, о которых никто не знает?

— Остались… наверняка остались, — задумчиво проговорил Христофор.

— Ты тоже плаваешь на корабле, padre. А ты открыл какой-нибудь остров? — Сын смотрел на него его же ясными глазами и ждал.

— Нет. Я никакого острова не открыл. И теперь уже — вряд ли… — ответил Христофор с грустной усмешкой.

Сын посмотрел разочарованно. И вдруг похлопал его по руке:

— Ничего, padre, мы вместе поищем. Когда вырасту.

Этот мальчишка совершенно не боялся заброшенного дедовского дома. Он освободил ручонку из пальцев отца, присел на корточки и стал копаться в пыльном мусоре на полу библиотеки. И вскоре перебирал найденные «сокровища»: позеленевшая ложка, деревянный башмак, оторванная кукольная рука и какая-то книжица в переплете из заскорузлой, как деревяшка, много раз намокавшей и высыхавшей кожи. Христофора привлекла эта книжица. Он брезгливо взял ее в руки, открыл. Страницу за страницей выцветшие чернила покрывали листы одним словом: «voltar, voltar, voltar» — «вернуться». Целая книжица, вся исписанная одним только словом. Он бросил ее на пол и обтер руки платком.

— Я голоден. Пора домой, — сказал он жене. Он хотел скорее уйти из этих развалин чужой жизни.

Подошла Фелипе, подняла книжицу, раскрыла.

— Что это? «Вернуться»? Откуда вернуться?

Он пожал плечами и удивился: она спросила «откуда вернуться?», обычно ведь говорят: «куда»? И подумал о донне Исабель, и каково было ей жить здесь, на острове, с сумасшедшим мужем! Не удивительно, что она так хорошо знала и Птолемея, и Маринуса Тирского. Книги наверняка помогли ей не сойти здесь с ума.

— Сейчас, Кристовао! — Жена по-прежнему держала в руках книжицу и листала, листала ее, повторяя это слово одержимо, до последней страницы. И лицо ее было радостным. И он смотрел на нее, и понимал, что даже жалость к этой бесповоротно погружающейся в безумие женщине, за которую он отвествен перед Господом, не сможет теперь удержать его от того, чтобы не уплыть опять. Что будет с сыном?

— Ну все, прекрати! — Он попытался отнять у нее книжицу. — Ты испугаешь Диого! — Хотя мальчишка совершенно не боялся, наоборот, смотрел с любопытством. Это его, Христофора, пугало бормотание Фелипы.

— Смотри, тут, в самом конце, какие-то рисунки! Рисунки… — Она обратила к нему взгляд настоящей безумицы.

И он взял из ее рук грязную книжицу, только чтобы зашвырнуть подальше. И вдруг увидел и… узнал. Сагресс и мыс Сен-Винсенте, оконечность Португалии! И Азоры. Но они были изображены непривычно далеко, на правой стороне рисунка. Далеко справа, у самого края. Слишком далеко. А карта шла влево, через обе страницы! Карта шла влево!! На запад!!! И был там заштрихованный большой кусок, помеченный надписью «sargaco», и… Еще был четко обозначенный кусок, похожий на огромный остров, с надписью «Antilia», и стрелка… Нет, не одна: несколько стрелок от этого большого острова, на север, помеченные словом «voltar».

Он схватил грязную, негнущуюся книжицу. Он не верил своим глазам. А его жена приблизила губы к его уху:

— Вот теперь мы можем идти домой. Он сказал.

Христофор ее уже не слышал и не мог думать ни о чем другом! Карта совпадала со всем, что он знал о западном Океане! Доплыв до Сипанго и Антиллы, нужно плыть на север, чтобы вернуться! На север! Он так и думал! «Наверное, там и есть стремнина, несущаяся на восток, или ventos Alisios[292], или и то и другое?»

Все совпадало. Он верил записям сумасшедшего, который всю книжку исписал единственным словом: «ВЕРНУТЬСЯ!» Не слишком, выходит, ошибалась донна Исабель Мониз, подозревая, что Христофор — тоже безумен.

Ночью ему приснился сгоревший на «Пенелопе» монах, он шагал к его острову по штормовому морю словно посуху и улыбался.

Это, конечно, оказалось плохим знаком. Потому что через несколько дней в его гавань пришел корабль. Назывался: «Пинта» — «Крашеная». Капитан, неулыбчивый испанец с тяжелыми набухшими веками без ресниц, пожелал говорить с Христфором наедине.

Капитан молча, даже не назвав своего имени, без особых церемоний сунул ему в руки письмо. Оно было от Бартоломео, очень короткое. Написанное дрожащей рукой, в разводах то ли от морской воды, то ли от чего еще… О том, что донну Перестрелло схватили с поличным, что ему самому чудом удалось пока избежать ареста, и что Христофору надо бежать немедленно и со всей семьей!

Бартоломео писал: