Мировая история в легендах и мифах

Течение то замедлялось, то усиливалось. Матросы стали панически выкрикивать имена тех, кто, по их мнению, и был самым закоренелым грешником (главное — отвести от себя). Грешники, конечно, возражали. Начались драки, паника, и неизвестно, куда бы их занесло потоком, но капитан приказал выкатить ломбарду и направить прямо на палубу, где дрались и молились обезумевшие от страха люди. Дал выстрел поверх голов и рявкнул, перекрывая шум: «На колени, сволочи!» Ослушаться не посмел никто. Знали: венецианец злопамятен и умеет сживать со свету непокорных. Капитан подтолкнул вперед корабельного исповедника брата Ансельмо и приказал всем молить Пресвятую Деву о спасении. И опустился на колени сам. Ансельмо читал молитвы проникновенно и вкрадчиво, с опаской оглядываясь на капитана и на направленную на палубу ломбарду.

И только один человек, стоя на коленях на палубе «Флор де ла Мар», благодарил Небо, подавшее ему Знак. В этом Христофор был теперь уверен. Его окружали искаженные животным ужасом лица, а его желание узнать, куда несет их поток, росло и постепенно становилось сильнее страха. «Что, если поток несет не в ад? Что, если он указывает дорогу?» Ведь к неизвестной земле приплыть можно только новым путем — тем, которым все просто боятся плыть, как боялись заплывать за мыс Бохадор, веря легендам одна другой страшнее. «Завяжи глаза своему страху…»

Только к вечеру вернулся ветер. В том, что из потока все-таки удалось выбраться, не последнюю роль сыграли мореходный опыт и искусство первого «навигадора» Колона: он умело использовал для этого руль и треугольные латинские паруса, что жадно теперь заглатывали своими перекошенными ртами подувший, наконец, ветер. Когда опасность была позади, Христофор отметил местоположение «блуждающей реки» в небольшой кожаной книжечке (купил ее по случаю на рынке Риальто в Венеции) и запер ее на замок в своем моряцком рундуке.

Вот тогда и осенила его странная мысль: может, ему и впрямь подаются знаки? Может — все, что произошло и происходит с ним в жизни, — и то воскресенье в их доме в Савоне, и его побег в море, и встреча с Ксеносом, и мертвый отец на палубе, и едва не убившая его болезнь, и проклятый доминиканец — все это не было случайностью? И чем больше он думал об этом (а мысли эти стали непрошенно посещать его теперь довольно часто), странные и случайные события его судьбы переставали казаться совпадениями, все стало приобретать связность и смысл. По крайней мере так это виделось ему. А такие мысли, раз запав в упрямые человеческие головы, имеют свойство заполнять их целиком, независимо от того, насколько далеки они от реальности.

Всю жизнь так и плавать проторенными путями на «сахарниках» он, уж точно, теперь не собирался. Первоокрыватели новых земель становились знатными и богатыми в тот же день, когда им удавалось ступить на родной причал. Диого де Сильвес, открывший Азоры, капитаны Перестрелло, Тейшера и Зарка, первооткрыватели Мадейры и Порту-Санту! С каким благоговением и завистью произносили в Лиссабоне их имена! С завистью — чаще. Христофор решил хоть в лепешку разбиться, а разузнать доподлинно, как все это получилось у них, и если получилось у них — кто знает, может быть, и у него получится. Ночами он видел ее — эту взбухшую Черту в Океане, за которой и скрыто все, и которую еще никто не пересекал. Только бы стать первым, только бы не добрались до нее другие!

Он много думал о том, как заручиться королевской поддержкой. Это было самым трудным и самым главным. Без королевского покровительства подобная экспедиция невозможна. Вот об этом он сейчас и думал больше всего, и почти совсем не думал о том, скольких таких же моряков эта же идея оставила нищими и безумными.

* * *

На «Флор де ла Мар» он попросил расчет, и, когда выходил за ворота лиссабонского порта, план его на будущее был прост: пока найдет таверну для ночлега, которую посоветовали в порту, завтра утром расплатится с банкиром Джанотто Беррарди, после чего от заработанного должно было остаться еще на месяца два или три, если жить скромно, или даже четыре, если уж совсем скромно. А там видно будет!

Он шел по улице Rua do Ataida. Справа и слева от-него темнели подворотни, они вели в еще более узкие улочки-кишки, наполненные запахами, голосами, звуками чужой жизни.