Мировая история в легендах и мифах

Эти небогатые лиссабонские улицы грязными ручейками сбегали к Тагусу (или с отдышкой вползали на холм — смотря по тому, откуда идти). Христофор шел сейчас по брусчатке в гору. Город нарос на холме как опухоль — незванный, непрошенный, шумный. По обе стороны улицы тянулись ряды дверей: иные — закрыты, иные — распахнуты настежь, за ними видно, как хозяйки готовят у очагов — время обеденное, он сам только что ощутил голод. Вкусно пахло жареным мясом: до поста оставалось еще несколько недель. Он шел в этой круговерти говора, детского плача, мелодий фаду, что-то падало и разбивалось о каменный пол, кто-то смеялся, кто-то трогал струны, мяукали кошки, лаяли собаки, в одном из верхних окон слышались два очень разных голоса — женский, заходящийся в ругани, и мужской — низкий, ленивый, безразличный; соседки громко орали новости и сплетни с нависающих над узкой улицей балконов; брадобрей (он же и зубодер) с раскладным стулом на плече и перевязанными тряпкой гребнями и щипцами монотонно и громко объявлял о своих услугах; кто-то резко и настоятельно взывал «Мария!», но этой Марии, как видно, не было не только дома, но и вообще в Альфаме, потому что не услышать этого настойчивого и пронзительного зова, разносившегося по всей округе, мог только глухой или мертвый. Подводя эту какофонию под единый ритм, цокали, словно кастильские кастаньеты, по брусчатке копыта. Начало темнеть.

Вдруг Христофор почувствовал сильный толчок в спину, и, пока успел что-либо сообразить, впереди него пронеслась маленькая юркая тень и нырнула в ближайшую улицу-кишку. Он ринулся следом: карманник ловко срезал с его пояса кошель. Христофор, задыхаясь, все еще несся по зловонной улице, но уже понимал: догнать мальчишку в этом лабиринте невозможно. Пропали все его деньги, заработанные за полгода!

Из окна сверху вместе с руганью выплеснули на него какую-то гадость с очистками моркови и рыбьими плавниками. Он поскользнулся и, проехавшись задом по уличным нечистотам, ударился о забор, за которым слышалось глухое всхрапывание здоровенной свиньи и квохтание кур.

Еще сегодня утром бывший штурман каррака «Флор де ла Мар» Христофор Колумб был уверен, что ему подавались знаки избранничества самим Провидением, мечтал, что начинается новая, гораздо лучшая (не исключено, что даже великая!) пора в его жизни… А сейчас он сидел в грязи на безымянной лиссабонской улице, без единой монеты, с котомкой (в которой из имущества было всего ничего — острый нож, он же бритва, кусок мыла, полотенце, купленная недавно по случаю книга Марко Поло с иллюстрациями, смена одежды и обуви) и, чуть не плача от ярости, поносил вороватых лиссабонцев последними словами на всех языках, какие знал (а знал он таких слов немало). Оставалось только гадать, что за знак дала ему судьба на этот раз.

Наконец наверху с грохотом открылось окно, потом — дверь, и мужской голос пробасил: «А ну убирайся подальше и не нарушай покоя честных христиан непотребными богохульствами, пиратская твоя рожа, сын портовой шелудивой суки!»

Он уже поднимался, он готов был, видит Бог, добраться до этого «честного христианина» и выместить на нем и его двери потерю всех своих денег, и вообще все свои чувства к лиссабонцам, но, увидев обладателя голоса, опешил: в дверном проеме, словно монумент, стояла огромная дама в засаленном переднике. Подбородок и верхняя губа дамы настоятельно требовали бритвы. Глаза ее были настолько огромны и навыкате, что, если бы не темные зрачки, напоминали бы два яйца, которые вот-вот вывалятся из куриного зада. Христофор, конечно, не знал, что, в довершение всех своих сегодняшних неудач, его угораздило привлечь внимание самой сеньоры Амельды, известной своим крутым нравом торговки рыбой на рынке Эстрелья.

— Кому сказано, убирайся от двери, моряк! — Ее стать и голос могли бы напугать кого угодно.

И тут из-за неприступной спины Амельды раздался насмешливый голос:

— Кто это посмел обижать вас в моем присутствии, почтеннейшая сеньора Амельда?

— Да вот, какой-то чужестранец, бродяга зловонный, клянет лиссабонцев ни за что ни про что на чем свет стоит. Да вы бы шли в свою комнату, синьор Коломбо, я тут сама с ним справлюсь!

— Непременно справитесь, в этом нет никакого сомнения, сеньора Амельда! — ответил голос с генуэзским выговором и, прежде чем Христофор успел что-либо еще подумать или сказать, из-за необъятной спины дамы показался худой курчавый парень с лукавым выражением лица:

— Кристофоро, ты?!

— Б… Бартоломео?!

Через несколько мгновений глазам Амельды предстала странная картина: ее всегда такой франтоватый жилец вынырнул из-под ее руки и уже обнимал зловонного рыжего грубияна, и лопотал с ним на своем смешном певучем языке.

Так встретились Христофор и Бартоломео после стольких лет разлуки! Поистине, самые невероятные совпадения случаются в жизни с теми, кто верит, что в поворотах судьбы (в отличие от клубка лиссабонских улиц) есть какие-то закономерность, порядок и смысл…