Мировая революция и мировая война

После доклада Молотова советская печать продолжала нагнетать истерию вокруг вопроса о гарантиях Прибалтийским государствам [482]. Поскольку сами эти государства отказывались от гарантий со стороны СССР, советское руководство выдвинуло формулу «косвенной агрессии», допускавшую весьма расширительное толкование. Эта формула предполагала вступление советских войск на территорию сопредельного государства в случае, если эта территория будет использована агрессором как плацдарм для вторжения в Советский Союз «при попустительстве или бессилии правительства данного государства». Ещё более двусмысленным было выдвинутое на переговорах предложение Молотова, чтобы понятие «косвенная агрессия» охватывало «случаи внутренних переворотов или политических перемен, выгодных агрессору» [483]. Таким образом, советское руководство требовало себе права на непрошеное вмешательство в судьбу суверенных государств в тех случаях, когда оно истолкует деятельность тамошних правительств как «выгодную» агрессору.

После того, как 1 июля английское и французское правительства дали согласие распространить гарантии трёх держав на Прибалтийские государства, советская сторона стала ещё упорней настаивать на выполнении второго пункта, вызывавшего затруднения на переговорах: получении согласия Польши на вступление советских войск на её территорию в случае войны, развязанной Германией.

В начале «молотовского» этапа советской дипломатии продолжались начатые Литвиновым непосредственные переговоры с Польшей по этому вопросу. 8 мая польский посол в беседе с Молотовым заявил, что Польша не решается вступить в соглашение о коллективной безопасности, потому что не хочет делать таких шагов, которые могли бы быть истолкованы как провоцирование ею агрессии со стороны Германии [484]. 10 мая заместитель наркома иностранных дел Потёмкин посетил Варшаву, где встретился с польским министром иностранных дел Беком. «Путём подробного анализа соотношения сил в Европе и возможностей эффективной франко-английской помощи Польше,— сообщал Потёмкин об этой встрече,— я привёл Бека к прямому признанию, что без поддержки СССР полякам себя не отстоять… Я подчеркнул, что СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала» [485]. Бек со своей стороны «констатировал необходимость для Польши опереться на СССР в случае нападения на неё Германии». 11 мая Молотов принял посла Польши и пригрозил ему, что Польша может согласиться на советские условия «слишком поздно» [486].

Это были последние попытки советской дипломатии напрямую договориться с Польшей. В дальнейшем советская сторона выбрала путь давления на Англию и Францию с тем, чтобы они склонили Польшу к согласию на советское предложение.

Тем временем Англия и Франция продолжали искать пути к скорейшему заключению трёхстороннего союза. К этому их подталкивали сообщения о том, что германскими военными кругами решительно отвергается перспектива войны на два фронта. 1 июня французский посол в Германии Кулондр сообщил своему министру иностранных дел, что Гитлер «рискнёт начать войну, если ему не надо будет сражаться с Россией. Если же он будет знать, что ему придётся воевать также с Россией, он отступит, чтобы не подвергать гибели страну, партию и себя» [487].

За соглашение с СССР всё активнее выступала общественность Англии и Франции, о чём свидетельствовали опросы общественного мнения в этих странах. Заключения эффективного договора о взаимопомощи с Советским Союзом требовали такие видные английские политические деятели, как Черчилль, Иден, Ллойд-Джордж, лидеры лейбористской партии и др.

С аналогичными пожеланиями выступал и Рузвельт, который в мае 1939 года в беседе с Бенешем заявил, что аннексией чешских земель Гитлер «проглотил динамит», восстановив против себя честных людей во всём мире, и выразил надежду, что народы Англии и Франции заставят Чемберлена и Даладье заключить соглашение с СССР [488].

8 мая Сидс передал Молотову новое предложение Великобритании и сообщил о мнении министра иностранных дел Галифакса, согласно которому между данным предложением и предложениями советского правительства существует не принципиальная, а чисто формальная разница [489]. Уточнению формулировок будущего договора были посвящены дальнейшие встречи Молотова с английским и французским послами, к которым подключился прибывший в Москву для участия в этих переговорах директор центрально-европейского департамента английского МИДа Стрэнг. С 15 июня по 2 августа было проведено около двадцати таких встреч, что само по себе должно было свидетельствовать о заинтересованности советского правительства в заключении англо-франко-советского соглашения.