Мировая революция и мировая война

Один из наиболее серьёзных историков второй мировой войны Уильям Ширер справедливо замечал: «На протяжении 1941, 1942 и 1943 годов Сталин будет с горечью сетовать на отсутствие второго фронта в Европе против Германии и что Россия вынуждена нести бремя борьбы почти со всей германской армией. В 1939—1940 годах имелся Западный фронт, отвлекавший немецкие силы… Более того, войны, возможно, не было бы вообще, если бы Гитлер знал, что ему придётся помимо Польши, Англии и Франции сражаться также и с Россией. Даже политически робкие немецкие генералы, если верить их показаниям на Нюрнбергском процессе, могли воспротивиться развязыванию войны против такой грозной коалиции» [574].

Ещё один геополитический довод в защиту пакта заключался в том, что он обеспечил Советскому Союзу продвинутые на Запад оборонительные рубежи и тем самым замедлил движение немецких войск к Москве и Ленинграду. В послании Черчиллю от 18 июля 1941 года Сталин, косвенно оправдывая заключение пакта, писал: «Можно представить, что положение немецких войск было бы во много раз выгоднее, если бы советским войскам пришлось принять удар немецких войск не в районе Кишинева, Львова, Бреста, Белостока, Каунаса и Выборга, а в районе Одессы, Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда» [575]. Этот довод был повторен в официозной «Исторической справке» под названием «Фальсификаторы истории», где говорилось: «Советскому Союзу удалось умело использовать советско-германский пакт в целях укрепления своей обороны… и преградить путь беспрепятственному продвижению немецкой агрессии на Восток… Гитлеровским войскам пришлось начать своё наступление на востоке не с линии Нарва—Минск—Киев, а с линии, проходившей сотнями километров западнее» [576].

Эти утверждения, кажущиеся, на первый взгляд, неоспоримыми, на деле нуждаются в серьёзных оговорках. Действительно, после присоединения Прибалтийских республик, Западной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины западная граница СССР отодвинулась на 100—600 километров. Однако Сталин, оказавшись в плену хвастливых утверждений о ведении будущей войны исключительно на чужой территории, распорядился демонтировать глубоко эшелонированную и хорошо оснащённую линию укреплённых районов, расположенную на старых пограничных рубежах. В то же время он приказал не форсировать строительство укреплений вдоль новой государственной границы, дабы не провоцировать этим Гитлера. В силу этого новая граница не обеспечила Советскому Союзу серьёзных преимуществ в обороне. Гитлеровские войска с первого дня войны безостановочно и с поразительной скоростью двинулись на восток, оставляя в окружении целые советские армии. Уже 29 июня был окружён Минск, а с ним — главные силы Западного фронта. В начале июля из 44 дивизий этого фронта 24 были полностью разгромлены, остальные утратили от 30 до 90 % сил и средств, а линия боевых действий оказалась на 400—500 километров восточнее границы. Не лучше сложилось положение и на Юго-Западном фронте, которому 30 июня Ставка разрешила отвести войска к рубежам укреплённых районов старой границы, т. е. отступить на 300—350 километров [577].

В дальнейшем армии вермахта без особых усилий преодолели старую линию обороны, фактически ликвидированную после советско-германского пакта. В июле — августе 1941 года были почти полностью разгромлены и пленены два главных фронта — сначала Западный, а потом Юго-Западный. За первые три недели войны было уничтожено 3500 советских самолётов, 6 тысяч танков, более 20 тысяч орудий и минометов. Всего же за лето и осень 1941 года было разгромлено более трёхсот дивизий, насчитывавших 5 миллионов человек. Почти три четверти из этого числа попали в немецкий плен [578].

Кроме того, за 1939—1941 годы произошли существенные изменения в численности и оснащённости советской и германской армий. К 1 сентября 1939 года на вооружении вермахта находилось 3195 танков и 3646 самолётов. В то же время, согласно докладу Шапошникова на переговорах военных миссий, СССР был готов только в первой линии выставить 5—5,5 тысяч самолётов и 9—10 тыс. танков. Вермахт имел в 1939 году 102 пехотных, танковых и иных дивизий. Советский Союз, как докладывал Шапошников, имел в это время возможность в течение 8—20 дней развернуть 136 пехотных и кавалерийских дивизий. Таким образом, Красная Армия, хотя и крайне ослабленная сталинскими репрессиями, оставалась силой, не уступавшей вермахту, а по количеству вооружения превосходившей его. К июню 1941 года РККА уступала вермахту по боевой мощи [579]. Таким образом, результатом советско-германского пакта явилось не улучшение, а ухудшение соотношения боевых возможностей Красной Армии и вермахта.