Мировой беспорядок

Тем не менее, как нам известно, политические протесты в 2011 году охватили большую часть территории Ближнего Востока. Возможно, сотовая связь и социальные сети облегчили взаимодействие тех, кто имел склонность протестовать, но вряд ли этим можно объяснить, почему все произошло тогда. То же самое можно сказать об утверждении, будто свержение и гибель Саддама Хусейна показали людям, что никакой деспот не будет править постоянно[117]. Лично я считаю, что регион попросту созрел для политической борьбы, вызовов и потрясений; давление нарастало на протяжении некоторого времени. Не сожги себя тунисский торговец, нашелся бы какой-то другой человек или имело бы место какое-то другое событие, ставшее той искрой, что воспламенила местный политический процесс.

В этой связи полезно ознакомиться с докладом «Развитие человеческого потенциала в арабских странах» за 2009 год, подготовленным группой независимых арабских ученых, аналитиков и практикующих политиков. Оценки этого доклада поистине потрясают воображение. Все показатели сугубо отрицательны: ускоренный прирост населения, переселение людей из деревень в города, избыток молодежи, отсутствие гражданского сознания, слабость конституционного строя, длительные сроки военного положения, широкая распространенность насилия в отношении женщин, высокий уровень безработицы, нищета, нехватка воды, расширение пустынь, повсеместное загрязнение воздуха и воды. Словно всего перечисленного было недостаточно, в докладе далее отмечалось: «Большинство государств не спешит внедрять демократическое управление и институты представительства, которые обеспечивают интеграцию, равное распределение богатства между различными группами и уважение культурного многообразия»[118]. В таких условиях конфликт был весьма вероятен, если не сказать – неизбежен.

Не станем углубляться в поиск общих или конкретных причин; важно, что вскоре протесты или восстания против авторитарных правителей затронули большую часть арабского мира, включая Египет, Бахрейн, Сирию и Ливию. Каждая ситуация развивалась по-разному, как и события в Ираке.

Вскоре после Туниса протесты выплеснулись на главную площадь египетской столицы. Тысячи людей митинговали против режима Хосни Мубарака, типичного арабского деспота, который провел, признаем, ряд экономических реформ и осуществил незначительные политические изменения. При нем стремительно расцветала коррупция; казалось, что Мубарак и многие люди из его окружения решили не просто максимально обогатиться, но и передать власть «по наследству» сыну Мубарака Гамалю. Протесты нарастали, запоздалая инициатива Мубарака, собравшегося в отставку в конце 2011 года, лишь раздула, а не погасила пламя. Сменявшие друг друга переходные правительства тоже не смогли навести порядок в стране; парламентские и последующие президентские выборы привели к власти правительство во главе с Мухаммедом Мурси – в этом правительстве решающий голос был за «Братьями-мусульманами» и прочими исламистами.

Исламисты победили потому, что они были лучше организованы, потому что большинство египтян не интересовалось традиционной политикой и хотели только восстановления порядка. Однако выборы не следует приравнивать к демократии или путать с демократией, которая заключается в конституционных ограничениях, сдержках и противовесах и разделении власти, а не в концентрации власти в чьих-то руках. «Медовый месяц» исламистов длился около года, до лета 2013-го, когда египетские военные (во главе с генералом Абдул-Фаттахом Ас-Сиси), якобы прислушавшись к пожеланиям общественности, свергли правительство Мурси, – многие египтяне опасались, что это правительство способно изменить не только характер общества (Египет оставался в основном светской страной), но и политическую систему. Принцип «Один человек, один голос, [возможность избираться] один раз» для многих показался слишком суровой реальностью. В результате пять с лишним лет после «арабской весны» Египет ничем не напоминает себя самого до этих событий.[119]