Шестьдесят восемь минут спустя в гарнизонную комендатуру Могилева-Подолъского ворвались красный как вареный рак городской голова, начальник полиции с чинами управления и предводитель дворянства. Был спешно вызван командир гарнизона
— …Полагаю, для России далеко не все потеряно, — хохотал потом Барков, попивая шустовский коньячок в вагоне первого класса. — Нет, вы видели их рожи, господа? Пардоннэ муа, но есть впечатление, что чиновникам вставили в зады трубочки и включили паровой насос, так, что глаза из орбит вылезали!
Это действительно напоминало кинематографическую комедию: концессионеров извлекли из цепких лап господина штабс-капитана, искренне считавшего, что эти престранные господа и мадемуазель если не тайные агенты, то уж точно лица, подлежащие тщательной проверке контрразведкой.
Ничего не вышло, его благородие остался разочарованным. Задержанных со всем возможным почтением препроводили обратно на вокзал, где на время устроили в салон для благородной публики и снабдили не скверной едой из буфета, а специально заказанным в ресторации ужином.
В это время на запасных путях готовился литерный: паровоз серии «Ж», вагон-люкс из резерва узловой станции и вагон для вооруженной охраны, наличие каковой предписывалось так же строго, как и полное обеспечение провиантом вплоть до самого Чернигова, где господ примет под свое покровительство специальный отряд министерства внутренних дел, спешно выезжающий из Петербурга.
Концессионеры устроились в мягком «Пульмане», приняли подарки от местной власти в виде корзин с пирогами, жареным гусем, овощами, бутылками с вином и кой-чем покрепче. Свистнул окутанный паром локомотив.
— Запомнить в точности, — рычал Барков на гарнизонного подполковника перед самой отправкой. — А лучше запишите в книжечку! Авто «Руссо-Балт» передать в распоряжение военного инженера поручика Львова из саперного батальона гарнизона Каменца-Подольского! Сейчас он должен находиться в расположении… Записываете?
— Точно так, ваше сиятельство!
— И чтоб найти его беспременно!
— Слушаюсь, ваше сиятельство!..
По линии передали экстренные депеши — литерный должен проходить без единой задержки, не пропуская и воинские эшелоны. Путь кратчайший, Могилев-Винннца-Фастов-Киев-Чернигов. На стоянках при получении локомотивом воды и заменах паровозов — следить за составом пристально, посторонних не допускать!
— …Вот честное благородное слово, не верится, — Тимоти первым взялся за пристальное изучение корзин с провизией, сразу обратив внимание на красно-золотую этикетку с надписью «Н. Шустовъ и сыновья». — Робер, возьми мой нож, разрезай гуся… Прохор, сбегай к кондуктору с рюмками! Столовые приборы на столе в купе не поместятся, будем кушать руками… Так вот, джентльмены и леди: не верится! Выбрались! Живыми и здоровыми!
— Не совсем здоровыми, — уточнила Ева. — Алексея Григорьевича ранило в руку, у мсье Монброна нервы…
— У меня нервы? Да я спокоен, как Бонапарт перед Аустерлицем!
— А почему, извиняюсь перед господами, сегодня ногти до мяса обгрыз?
— Не будьте вульгарной, мадемуазель! Я клерк, а не солдат! Думаете, это очень приятно, когда против тебя с саблями наголо выходит армия одной из крупнейших империй Европы? Среди нас всего двое военных, пусть и отставных — его сиятельство и мсье Вершков!
— Я ведь всерьез думал, голов не сносим, — подтвердил Барков. — Пяти или шестикратный перевес в силах! Наверняка и больше, посчитать не удосужился. Чудо ведь спасло, как и говорили…
После слова «чудо» концессионеры примолкли. Избавил от неудобной паузы Прохор, притащивший набор рюмок и стаканы для оранжада.
— Подвиньтесь, доктор, пожалуйста, ноги не держат. Ехать нам сколько? Часов двенадцать? Ах шестнадцать? Сейчас покушаем, выпьем и поспим хорошенько, верно, господа?
— Я мечтаю о ванне, — вздохнул лорд Вулси, наблюдая, как Тимоти разливает коньяк. — Окажись здесь Фафнир, загадал бы одно-единственное желание — глубокую-глубокую горячую ванну, лавандовое мыло и…
— Хватит с нас на сегодня желаний, — хмуро перебил Ойген. — Выкуп мы получили. Теперь ни дракон, ни его проклятие над нами не властны. Песнь о Нибелунгах закачивается.
— Разве? — возразила Ева. — Фафнир остался. Его сущность неуничтожима. Нельзя убить дракона Зигфрид, взяв меч Вёлунда, тогда лишь заставил Фафнира покинуть материальное тело… Нельзя убить ветер или дождь.
— Но можно от них защититься, — сказал в ответ Барков. — Наш дружок-дракон — не абсолютное зло. Не Люцифер и не Мефистофель, не Падший ангел, не антитеза Господу Богу. Он — стихия… Стихия, изначально назначенная разрушению. Раз есть стихии творящие и созидающие — музы, вдохновляющие поэтов и живописцев, ангелы, дающие женщинам радость материнства, да в конце концов обычные зернышки, и которых проклевываются васильки на поле! — следовательно, должна иметься и противоположность! Мир в равновесии. Сколько белого, столько и черного.