В Соединенных Штатах главной темой дискуссии было широко распространенное желание покончить с травмой, причиненной войной населению Индокитая, словно бы Америка была причиной его страданий. Тем не менее Ханой настаивал на продолжении боевых действий – не потому, что сомневался в стремлении Америки к миру, а потому, что рассчитывал измотать Америку, подорвать готовность американцев нести потери. Ведя психологическую войну, Северный Вьетнам безжалостно эксплуатировал в собственных интересах поиски Америкой компромисса и стремился к доминированию, и в этом, как выяснилось, никаких разногласий в Ханое не было.
Военные операции, провести которые приказал президент Никсон и которые я, будучи при нем советником по национальной безопасности, поддерживал, вкупе с политикой дипломатической гибкости, привели к урегулированию в 1973 году. Администрация Никсона была убеждена, что Сайгон собственными силами справится с рядовыми нарушениями соглашения; что Соединенные Штаты окажут помощь военно-воздушными и военно-морскими силами в случае, если северовьетнамцы предпримут нападение с привлечением всех ресурсов; и что со временем правительство Южного Вьетнама сумеет, с американской экономической помощью, построить функционирующее общество и эволюционировать в сторону более прозрачных властных институтов (как происходило в Южной Корее).
Предметом жарких споров останутся вопросы: можно ли было ускорить этот процесс и возможно ли было дать другое определение надежности Америки в качестве союзника? Главным препятствием стали трудности, которые испытывала американская сторона в понимании того, как думали и как принимали решения в Ханое. Администрация Джонсона переоценивала влияние американской военной мощи. Вопреки общепринятому мнению, администрация Никсона переоценила возможности переговоров. Для закаленных боями вьетнамских руководителей в Ханое, которые всю свою жизнь сражались за победу, компромисс ничем не отличался от поражения, а плюралистическое общество было практически немыслимым.
Анализ упомянутой дискуссии выходит за рамки этой книги; для всех участников она оказалась весьма болезненным процессом. Никсону удалось добиться полного вывода войск и урегулирования, которое, по его убеждению, давало Южному Вьетнаму достойную возможность определить собственную судьбу. Но через десять лет споров и в весьма напряженной после Уотергейтского скандала обстановке конгресс в 1973 году серьезно ограничил предоставление помощи южновьетнамцам и полностью отказал в ней в 1975 году. Северный Вьетнам завоевал Южный Вьетнам, отправив через общепризнанную границу почти всю свою армию. Международное сообщество молчало, и конгресс наложил запрет на американскую военную интервенцию. Вскоре после коммунистических мятежей пали правительства Лаоса и Камбоджи, причем в Камбодже «красные кхмеры» предались почти невообразимой жестокости.
Америка проиграла свою первую войну, а заодно потеряла и путеводную нить своей концепции мирового порядка.
Ричард Никсон и международный порядок
После кровавых 1960-х годов, с их громкими убийствами, гражданскими беспорядками и безрезультатными войнами, в 1969 году в наследство Ричарду Никсону досталась задача восстановить как единство американского политического целого, так и последовательность и обоснованность внешней политики США. Очень сообразительный, но отличавшийся ненадежностью, с какой не ожидаешь обнаружить в столь опытном публичном политике, Никсон не был идеальным лидером для решения задач по восстановлению внутриполитического мира. Но нужно также не забывать, что тактика массовых демонстраций, приемы запугивания и гражданское неповиновение как крайнее проявление мирных протестов были хорошо известны в то время, когда 20 января 1969 года Никсон принес президентскую присягу.
Тем не менее для реализации задачи по переопределению содержания американской внешней политики Никсон был удивительно хорошо подготовлен. Как сенатор от штата Калифорния и вице-президент при Дуайте Д. Эйзенхауэре, а также как «вечный» кандидат в президенты, он много путешествовал. Иностранные лидеры, с которыми судьба сводила Никсона, при встречах с ним воздерживались от личной конфронтации и вовлекали в содержательный диалог, где он показывал себя с лучшей стороны. Поскольку природа наделила Никсона тягой к одиночеству, у него оказалось куда больше свободного времени, чем у обычных претендентов на политическое поприще, и он обнаружил, что ему по характеру очень подходит чтение. Читал он много, и подобное сочетание качеств превратило его в наиболее подкованного в вопросах внешней политики президента, вступающего в должность со времен Теодора Рузвельта.