Миры Альфреда Бестера. Том 4. Рассказы

— Вот один из твоих первых, Джефф. Помнишь, как ты пришел в галерею с набросками, а мы решили, что ты новый полировальщик из агентства? Ты сердился на нас целых два месяца. Утверждал, что мы купили у тебя картину исключительно, чтобы загладить свою вину. Ты по-прежнему так считаешь?

— Сорок, сорок пять, пятьдесят, пятьдесят пять, три.

— А вот темпера, которая доставила тебе столько хлопот. Мне страшно интересно, захочешь ли ты попробовать нарисовать еще одну такую же картину? По правде говоря, сомневаюсь, что темпера такая уж неподатливая, как ты утверждаешь, мне бы ужасно хотелось, чтобы сейчас, когда твоя техника так заметно улучшилась, ты попытался нарисовать что-нибудь, пользуясь темперой. Что ты на это скажешь?

— Сорок, сорок пять, пятьдесят, пятьдесят пять, четыре.

— Джефф, положи часы.

— Десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять…

— Какого черта ты считаешь минуты?

— Ну, — вполне разумно ответил Гельсион, — иногда они закрывают дверь и уходят. А временами, закрывают, остаются возле двери и шпионят за тобой. Но они никогда не занимаются этим больше трех минут, так что я решил дать им пять, чтобы было наверняка. Пять.

Гельсион зажал часы в своем большом кулаке и нанес аккуратный удар Дереликту прямо в челюсть. Антиквар беззвучно упал на пол. Гельсион оттащил его к стене, раздел догола, надел на себя его одежду, тщательно сложил все рисунки в портфель. Потом он взял долларовую банкноту и засунул ее в карман. Схватил бутылку с графитовыми чернилами, которые были признаны не представляющими опасности для жизни, и вылил ее содержимое себе на лицо.

Его отчаянные крики привлекли к дверям санитара.

— Выпустите меня отсюда, — сдавленным голосом потребовал Гельсион. — Маньяк пытался меня утопить. Вылил мне на лицо чернила. Я хочу выйти отсюда!

Засов отодвинули, и дверь распахнулась. Гельсион промчался мимо санитара, хитроумно вытирая свое почерневшее лицо рукой, что еще больше скрыло его черты. Когда санитар попытался войти в камеру, Гельсион сказал:

— Не обращайте внимания на Гельсиона, с ним все в порядке. Дайте мне полотенце или еще что-нибудь. Да побыстрее!

Санитар снова закрыл дверь, повернулся и побежал по коридору. Гельсион подождал, пока санитар скрылся в кладовой, а потом помчался в противоположном направлении. Он выскочил через тяжелую дверь в коридор главного здания, все еще хитроумно вытирая лицо и возмущенно бормоча. Уже почти выбежал наружу, а сигнала тревоги все еще не было. Гельсиону был хорошо знаком пронзительный вой сирены. Ее проверяли каждую среду.

«Это словно игра, — сказал себе Гельсион. — Весело. Бояться нечего. Я снова стал радостным, разумным, нормальным ребенком, и когда мы закончим играть, я вернусь домой, где меня ждут мама и обед, а папа будет читать мне разные забавные истории… Я снова стал ребенком, я самый настоящий ребенок, снова и навсегда».

Когда Гельсион добрался до первого этажа, никаких признаков преследования по-прежнему не было: не слышно было ни криков, ни топота ног. Он пожаловался регистратору о том, как ужасное оскорбление ему было только что нанесено. Подделывая подпись Джеймса Дереликта в книге посетителей, он пожаловался на свою несчастную судьбу охране — его перепачканные чернилами руки сделали страницу совершенно нечитаемой, так что распознать подделку было абсолютно невозможно. Охранник подал сигнал, и входные ворота распахнулись перед Джеффри Гельсионом. Джеффри вышел на улицу, и в этот момент у него за спиной раздался вой сирены, который навел на него ужас.

Он побежал. Остановился. Попытался заставить себя идти медленно. Не смог. Бросился вдоль по улице и услышал за спиной крики охранников. Метнулся за угол; он мчался по бесконечным улицам, слышал позади себя гудки автомобилей, вой сирен, бесчисленные сигналы и звонки, крики и приказы. Ему самому этот побег напоминал отвратительный огненный фейерверк.

В поисках убежища Гельсион, уже почти теряя надежду на спасение, метнулся в вестибюль безлюдного жилого дома. Он бросился вверх по лестнице, перескакивая сначала через три ступеньки, потом через две, потом, уже окончательно выбившись из сил, усилием воли заставляя себя подниматься все выше и выше, чувствуя, что его охватывает паника и он уже больше не может двигаться. Наконец он выбрался на площадку и прислонился к какой-то двери.

Она тут же распахнулась. На пороге стоял Далекий Демон — улыбался и потирал руки.

— Gluckliche Reise[38], — сказал он. — Минута в минуту. Черт возьми. Смылся, да? Входи, старина. Я тебя жду. Пусть не покажется убогим…

Гельсион закричал.

— Нет, нет, нет! Никаких Sturm und Drang[39], мой красавчик. — Мистер Аквила зажал Гельсиону рот рукой, подхватил его, втащил в свою квартиру и захлопнул дверь.

— Ну, заходи быстрее, — рассмеялся он. — И покидает Джеффри Гельсион свою смертельную темницу. Dieu vous garde[40].